Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания. 1905-1920 - Виктор Михайлович Чернов

деревне». Воронежский съезд телеграфировал: «Чернов должен остаться министром земледелия, крестьянским министром. Он – наша поддержка, крестьяне верят ему, надеются на него как на своего главу, который проведет социализацию земли». Кризис в министерстве земледелия вызвал отклик в армии: поток телеграмм требовал ареста Милюкова и грозил, что военные сами накажут клеветников и дезорганизаторов.

   После заявления Бурцева и Щеголева о том, что никаких уличающих Чернова документов у них нет, и соответствующего доклада министерства юстиции правительство поняло, что фактическая база у обвинения отсутствует. В новом коалиционном кабинете Чернов снова занял пост министра земледелия. Для частичного удовлетворения кадетов Керенский принес в жертву Церетели – видимо, не без тайного удовольствия; более умеренный, чем Чернов, Церетели был опасным соперником Керенского, поскольку пользовался в правительстве большим влиянием.

   30 июля Чернов созвал совещание представителей министерства земледелия, курировавших губернские земельные комитеты. Все как один настаивали на том, что обязанности, возложенные на земельные комитеты, требуют соответствующих полномочий. Без таких полномочий и новых законов комитеты будут бессильны перед судом, и их придется распустить. К Керенскому направили специальную делегацию, которая должна была разъяснить ему всю опасность ситуации. «Глава правительства заявил, что ответить на все вопросы сразу невозможно, и попросил сообщить местному населению, что новые законы будут приняты в ближайшие дни»6.

   Тем не менее попытка Чернова воспользоваться этим обещанием и заставить правительство принять закон, регулирующий использование общинных лесов, как и прежде, потерпела неудачу. Леса были одной из больных проблем деревни, поскольку спекулянты вздули цены на древесину до такой степени, что она стала крестьянину не по карману. После резких стычек на нескольких заседаниях правительства рассмотрение законопроекта было прервано, а потом передано в согласительную комиссию. Проект вернулся в правительство только 10 октября.

   Главный земельный комитет сделал еще одну попытку повлиять на правительство. Председатель комитета, умеренный беспартийный профессор Постников, направил Керенскому новое предупреждение. В письме содержалась жалоба на «нерешительность Временного правительства в принятии мер по наведению порядка в новых земельных отношениях». В таких условиях «земельные комитеты, предоставленные самим себе, без определенных правил и ограничений, пытаются каждый по-своему удовлетворить неотложные требования действительности», результатом чего становится хаотический набор местных решений. Ситуация обостряется попытками органов правительства исполнять существующие законы и применять рискованные меры, включающие аресты местных земельных комитетов». Жизнь двигалась быстро; медлительность правительства могла только обострить сложившуюся ситуацию. Председатель Главного земельного комитета предсказывал, что продолжение такой политики приведет к полной анархии и саботажу всей аграрной реформы.

   «9 августа Временное правительство наконец провело заседание, посвященное аграрному вопросу. Заслушав двухчасовой доклад В.М. Чернова, правительство не приняло никакого решения»7.

   На этом заседании Чернова атаковало правое крыло. Его обвинили в опубликовании многочисленных (всего их было четырнадцать) проектов законов, еще не одобренных Временным правительством, после чего в губерниях все Советы, земельные комитеты и местные отделения партии эсеров пользовались этими проектами как законами и начинали выполнять их. Чернов ответил, что он будет продолжать публиковать свои проекты (так же поступали и все остальные министерства), потому что считает, что общественность должна знать о деятельности Временного правительства. Идея пассивного сопротивления непреодолимо надвигавшейся аграрной революции была вредной и безнадежной одновременно. Можно было либо законодательно закрепить эти колоссальные изменения в сельском хозяйстве страны, либо с помощью упрямого, но тщетного сопротивления спровоцировать взрыв, хаос, крестьянский пугачевский бунт. В Ельнинском уезде Смоленской губернии было арестовано 14 местных земельных комитетов; в другом уезде – еще 70 человек, охарактеризованных уездным земельным комитетом как «самые лучшие, самые опытные люди, которым доверяет местное население». Если так будет продолжаться и дальше, заявил Чернов, под суд придется отдать три четверти России. Каждый, кто думает, что такое возможно в стране, сотрясаемой революцией, слеп.

   Но Чернов и большинство Временного правительства были, по выражению Лассаля, «варварами друг для друга»; они разговаривали на разных языках.

   Дальнейшее пребывание Чернова во Временном правительстве стало абсолютно бесполезным. Он несколько раз заявлял об этом Центральному комитету партии эсеров и каждый раз получал один и тот же ответ: его отставка станет катастрофой. Но у руководства партии начало складываться мнение, что политику Чернова удастся спасти, пожертвовав им лично. Причиной, как и в случае с Церетели, было то, что Керенский не терпел в своем правительстве независимых людей.

   Открытый конфликт Керенского с главнокомандующим, генералом Корниловым, обнаживший их сложные и двусмысленные отношения, дал Чернову повод решительно порвать с Керенским и вернуться в Совет.

   Первым результатом его отставки стал новый удар, нанесенный земельным комитетам. 8 сентября Временное правительство издало постановление, согласно которому деятельность земельных комитетов и комитетов по заготовкам должна была осуществляться под контролем специальных административных судов.

   Казалось, что после этого наступило некоторое улучшение. Министром земледелия стал беспартийный С.Л. Маслов, обласканный Керенским. Министр юстиции Малянтович пообещал освободить арестованных членов земельных комитетов. Однако осуществление этой странной необъявленной амнистии задерживалось. Некоторые арестованные были выпущены из тюрьмы только Октябрьской революцией.

   Чернов начал энергично защищать свою политику в прессе. Он использовал все способы, включая призыв к элементарному здравому смыслу помещиков:

   «Предупредительную роль земельных комитетов не понимали, их работу не ценили, а больше всех были недовольны землевладельцы – те, кого они фактически спасали от куда худшей участи... Они продолжали считать земельные комитеты главным виновником происходившего. Но земельные комитеты лишь принимали на себя все крестьянские требования. Землевладельцы не понимают, что рубят сук, на котором сами сидят».

   На крестьянском съезде относительно спокойной Тамбовской губернии делегаты с тревогой отмечали резкий рост числа помещичьих погромов. Секретариат съезда сделал вывод, что задержка выполнения декларации правительства делает «такие беспорядки неизбежными: начавшись в одном месте, они вызовут взрыв и распространятся по всей стране. Если эта декларация не даст результата, деревня скоро прогонит и Советы крестьянских депутатов, и земельные комитеты; до сих пор мы не получили ничего, кроме слов».

   Чем быстрее развивались события, тем настойчивее Чернов вел свою кампанию. Наконец он издал глас вопиющего в пустыне: «Мы не можем ждать. Ответственность правительства в такой момент слишком велика. Предотвратите пожар и передайте землю под контроль земельных комитетов!»

   Но правительство до самого конца двигалось со скоростью улитки. Только в середине октября Маслов представил законопроект «о регулировании земельных и аграрных отношений земельными комитетами». Чтобы провести его через «игольное ушко» Временного правительства, Маслов внес ряд изменений в политику Чернова. Обрадованный Ленин тут же ударил в набат: «Эсеры... предали крестьян, предали крестьянские Советы и перешли на сторону землевладельцев!»8 Но даже это не помогло. Правительство собралось для обсуждения данного проекта 24 октября, однако ему пришлось решать более неотложный вопрос защиты столицы.