Совершенство - Клэр Норт

паранджи для женщин

женщин не должны видеть с неженатыми мужчинами

запрет на поцелуи в общественных местах

жертвы изнасилования, караемые тюремным заключением

и так далее.

Я подумала о том, чтобы развернуться, отправиться обратно в Токио, разыскать там Луку Эварда и сказать ему: гляди, гляди, это же я. Может, если ты меня арестуешь, все убедятся, что ты был прав, что ты ловил воровку с легко забывающимся лицом, и тогда ты станешь счастливым, и тогда полюбишь меня, полюбишь по-настоящему, потому что я знаю, что так и случится, если ты только сможешь вспомнить меня!

А я сидела в аэропорту Киото и не шевелилась.

Все крутила и крутила на запястье браслет Филипы – путешествие без конца.

И спустя какое-то время, когда, казалось, было совершенно нечем заняться, потому что все мои дела и занятия не имели ни малейшего смысла, я опять вошла в файлообменную сеть.

Существуют два исключения, размыкающих сжимающие меня тиски забвения.

Тогда я подумывала, а не стать ли мне патронажной сиделкой, лишь бы находиться рядом с людьми, которые меня помнили, но она постоянно писалась и не желала есть – не сейчас, не это, это же дрянь, а я есть хочу! Так что поэтому я навещала ее два раза в год, на Рождество и на Пасху, пока она не умерла – тихонько, во сне.

Как-то раз я шла по улицам Манчестера, чтобы обчистить ювелирный магазин. На это ушло три месяца подготовки, и я запланировала дело на разгар джазового фестиваля, когда звуки саксофонов и сузафонов заглушат негромкий, но сугубо необходимый взрыв, с помощью которого я намеревалась проникнуть внутрь заведения.

И тут я услышала голос:

– Хоуп!

Я не обратила на него внимания, поскольку уже давным-давно рассталась с этим именем, но голос все твердил:

– Хоуп! Стой! Я хочу видеть Хоуп!

Женский голос, молодой, визгливый и нетерпеливый. Какая-то суета, перестук металла о резину, еще один голос, сердитый. Я оглянулась и увидела девочку, пытавшуюся встать с кресла-каталки. Одна рука у нее неподвижно прижималась к телу поперек туловища, половина лица не реагировала на напряжение мышц, но глаза у нее были как у меня, голосок высокий и звонкий:

– Хоуп!

Моя младшая сестренка.

Я закрываю глаза и считаю

вдохи и выдохи

шаги

трещины на тротуаре

волосы у себя на голове

звезды на небе

И вот моя младшая сестренка Грейси, еще не выросшая, но уже почти подросток. Ей, наверное, двенадцать – нет, тринадцать, тринадцать уже три недели как исполнилось. И ее везут в каталке посреди маленькой группы девчонок и мальчишек. Она живая и активная, не обращает внимания на свой физический недостаток, ведь что он ей? Просто жизнь такая, и все. Это моя Грейс, и она сказала:

– Хоуп! Погляди! Мы едем на станцию!

Протянув руку, она зовет меня, очень властно, к себе. Ее няня, женщина с тройным подбородком и светлыми кудряшками волос, выбивающихся из-под самодельной вязаной шапочки, начала рассыпаться в извинениях, но я сказала: нет, все нормально, я не возражаю, и опустилась на колени пред коляской сестренки.

Она оглядела меня и, оставшись довольной увиденным, произнесла:

– На обед были спагетти, но спагетти я не люблю, так что вместо них мне дали пиццу.

– Правда? – спросила я.

– Да. Завтра пятница, так что будет карри с рисом, а это нормально.

– Вот… здорово.

И снова бормотание няни: ах, извините, не надо, не стоит…

Я ее не слушаю. Ручка Грейси, чуть сдвинувшись, лежит в моей ладони. Няня замолчала, поглядела на Грейси, потом на меня, и рот у нее чуть-чуть приоткрылся. Как часто моя сестра касалась других людей? Как часто она молчала, взяв за руку незнакомого человека?

Тут я сказала:

– Она напоминает мне сестру. Вы говорили, что направляетесь на станцию?

– Да.

– Можно мне с вами?

Няня перевела взгляд на Грейси, недовольно скривив нижнюю губу, когда профессиональная выучка столкнулась с непривычной ситуацией.

– Что скажешь, Грейс? – спросила она слишком громко и слишком тупо для кого-то, но не для моей сестры. – Ты хочешь, чтобы эта дама пошла с нами на станцию?

Грейси кивнула, очень неловко, тяжело уронив голову, а потом медленно и с усилием подняв ее.

– Ничего страшного, – сказала я. – Я с удовольствием пройдусь с вами.

Мы направились на станцию.

Грейси оживленно болтала, рассказывая мне, что ей нравится синий цвет, но не такой, какого цвета дверь, а такой, какого халаты у нянь, это хороший синий, и ей хочется, чтобы вокруг было побольше такого синего, но только не лилового, она терпеть не может лиловый, особенной лиловую капусту, от капусты ее тошнит. А еще она училась петь, ей нравилось петь, но рисовать еще больше. Я должна обязательно прийти и посмотреть то, что она нарисовала в школе, это очень красиво, она всегда рисовала синим, а не лиловым, конечно же, но ведь это и есть красота, все красивое, прямо как я.

А еще они учат физику. И про животных тоже. Она любит животных, а животные любят ее, и когда она вырастет, то заведет двух кошек и собаку, но не зебру. Потому что зебры жуткие и страшные, хотя и полосатые.

И тут няня добавила, что Грейс учится хорошо, очень даже хорошо, и в школе все гордятся ее отличными отметками, и она знает, что вырастет, и все будет хорошо, и что в последнее время она читает гораздо больше, а ее любимые книжки те, где добро побеждает зло, а любимый фильм у нее – «Звездные войны».