Ночь, когда огни погасли - Карен Уайт

– Подождите, пока все выйдут. Терпеть не могу толкучку. – Вновь усевшись, она смотрела, как мимо проходят люди с терпеливыми улыбками на лицах.

Когда все вышли и орган умолк, Душка глубоко вздохнула. Ее семья уже больше ста лет посещала эту церковь. Какое-то время назад построили новый храм, но в этом месяце службы проводились в старом – туда Душка и ходила.

– Здесь вы с Томом венчались? – тихо, как и положено в церкви, спросила Мэрили.

– Да. И дедушка с бабушкой. А родители – в Саванне, где выросла мама. Здесь и отпевали всех. Для Бобби и Тома только поминальную службу заказали – они ведь похоронены в другой стране. И меня здесь отпоют. Я уже все обсудила с пастором. У Уэйда есть копия договора.

– Понимаю, – сказала Мэрили, поднялась и подошла к алтарю, где терпеливо ждала, пока Душка распрямится, пока кровь вновь потечет по затекшим конечностям и она сможет идти. Душка подумала: наверное, Мэрили часто приходится ждать маленьких детей, так что она привыкла.

– Ничего тут нет такого. Это молодежь считает иначе. Им кажется, ничего плохого не случится, вот они и не готовятся.

Мэрили протянула ей руку, и Душка, к удивлению обеих, ее взяла.

– Не знаю, относите ли вы меня к молодежи, но я готовлюсь. Вы бы видели ваш подвал. Там месяц можно жить, не вылезая.

– А сколько вам лет? – спросила Душка. – Просто чтобы знать, к кому вас отнести.

Уголок рта Мэрили чуть дернулся.

– Тридцать шесть. Но не забывайте, что тридцать – новые двадцать.

– Хм. А девяносто, как ни крути, – те же старые девяносто.

Мэрили громко рассмеялась и тут же зажала ладонью рот, вспомнив, где находится. Они молчали, пока Мэрили осторожно вела Душку вниз по ступеням. Свободной рукой пожилая женщина крепко держалась за перила. Чем старше она становилась, тем больше боялась упасть.

Падение с лестницы стало причиной того, что дочь Уиллы Фэй решила поместить свою маму в дом престарелых с глупым пафосным названием, которое Уэйд всегда приводил Душке в качестве аргумента. Будто оно оправдывало тот факт, что Уиллу Фэй засунули в общежитие для стариков, где кресла-каталки и жесткая курица на обед.

Уилле Фэй было там хорошо, она даже подружилась с молодым человеком восьмидесяти семи лет. Но что касается Душки, она не собиралась покидать свой дом, пока еще дышала. Не только потому что была упряма и любила делать все по-своему, не собираясь плясать ни под чью дудку. Если бы только причины были такими простыми…

– Я не против сразу отвезти вас домой, но, может, вам нужно что-нибудь в «Крёгере»? Я собиралась туда.

Душка покачала головой.

– День для стариков – среда. По средам действуют скидки и купоны для пенсионеров. Подожду.

– Ладно, хорошо. Я не знала. – Мэрили направилась к парковке, но Душка придержала ее за руку.

– Если вы не против, я бы прошлась немного. Устала целый час сидеть. Надо бы сказать пастору, чтобы проводил службы покороче.

– Не вопрос. – Мэрили придвинулась ближе, взяла Душку под локоть. – Ведите.

Душка собиралась пройти пару кварталов вдоль главной улицы, чтобы суставы вновь задвигались. Однако ноги решили иначе, и в итоге они брели по тропинке, ведущей к кладбищу. Душка была здесь частым гостем – ее друзья умирали один за другим.

Женщины шли медленно, восхищаясь старыми деревьями, бросавшими тень на тропинку, и листьями, уже начавшими рыжеть.

– Здесь похоронена ваша семья?

Душка остановилась, внезапно почувствовав усталость.

– Нет. У нас есть фамильное кладбище. На нем лежат все, кроме Бобби и Тома.

– Оно далеко?

– Довольно близко. – Заметив скамейку, Душка повела к ней Мэрили. Колени и бедра ныли от усталости. Дождавшись, пока она опустится на скамейку, Мэрили села рядом.

– Я иногда могу вас туда подвозить, если вы не против. Если не захотите вести машину или вам будет скучно одной, я с радостью составлю вам компанию.

– Я могу и сама доехать. – Осознав, что она слишком груба даже для нее, Душка добавила: – Спасибо. Но я прихожу сюда поговорить с Джимми и Мэри. Они не отвечают – если ответят, значит, мне, наверное, пора к врачу, – но я придумываю наши разговоры, которые так никогда и не состоялись. – Она помолчала. – Иногда я говорю с мамой, точно так же.

Она почувствовала на себе взгляд Мэрили.

– Не знала, что у вас были хорошие отношения с мамой.

Душка хотела поджать губы, недоумевая, что в этой женщине вынудило ее излить душу. Может быть, ответ был прост – слишком много не удалось высказать, и слишком мало людей готовы были слушать.

– Я не врач, но мне кажется, у моей мамы была депрессия или какое-то другое психическое заболевание, о которых сейчас много говорят. Может быть, ее жизнь оборвала пилюля. Все, что могли сделать мы, – чем-то занять ее, чтобы она не замечала, насколько несчастна. Хотела бы я вернуться в прошлое, зная все, что я знаю сейчас. Тогда, может быть, нам удалось бы поговорить, как дочь и мать.

– Если поймете как, расскажите мне.

Малиновые кленовые листья у них над головами всколыхнулись – с ветки слетела птица и унеслась прочь, соблазнительно-голубое небо было ей куда интереснее, чем их разговор.

– Это красноплечий желтушник, – со знанием дела сказала Душка. – Они сейчас улетают на юг – не любят холод. – Прижавшись спиной к скамейке, она задумалась о Джимми, о том, как заключила сделку с Богом, что Джимми будет последней потерей в ее жизни. Будто то, во что она верила с глупостью молодости, имело какое-то значение в великой системе вещей.

Но определенная причина верить была – потому что Джимми много рассказывал ей о птицах, улетающих на юг, о том, что год за годом они возвращаются, и о том, как он верил, что, несмотря на все невзгоды и потери, всегда есть возможность начать с чистого листа. Поэтому она сказала Тому «да». Может быть, только чтобы показать Джимми – он был прав. Душка повернулась к Мэрили:

– Ваша жизнь изменилась после гибели Дэвида?

Мэрили, казалось, удивил этот вопрос, будто она никогда себе его не задавала.

– Да. Конечно. – Она помолчала немного, но Душка не стала перебивать. – Все изменилось. И не только в очевидном смысле. Нам было так плохо, мы все пытались справиться с горем, кто как мог. Мы были семьей, потерявшей ребенка, в глазах соседей и моих учителей читалась жалость. Я стала девочкой, потерявшей брата. Но моя мать потеряла сына и сделала вид, будто не замечает, что у нее есть я. Вот что изменилось. Я стала девочкой, которая отчаянно борется за мамино внимание и любовь. Это сильно повлияло на мой характер.

На Мэрили были вязаные красные перчатки с маленькими бантиками, довольно непрактичные, чтобы согреться, но мнения Душки, предпочитавшей тепло глупым украшениям, никто не спрашивал, и она молча смотрела, как Мэрили натягивает их потуже, сердито встряхивая кистями.