Диана Де Пуатье - Иван Клулас

Вскоре у Дианы появился надежный корреспондент, сообщавший ей все новости о королевских детях: это был Клод д’Юрфе, в 1550 году назначенный гувернером дофина. Бывший посол при консуле Тренто, высокопоставленный сановник посольства при Святом престоле, он был душой и телом предан герцогине, чьи права на графство Кьюзи и побережье озера Перуза некогда отстаивал[380]. Тогда, в 1550 году, Диана главным образом блюла как собственные интересы, так и выгоды своих дочерей, особенно в том, что касалось наследства ее брата Гийома. Но охотно принимала и все, что доставалось ей сверх того. Король 17 января 1551 года подарил Диане 5500 ливров из доходов владения Малеон-де-Суль и сенешальства Ланд «в награду, — как писал он, — за добрые, приятные и полезные услуги, оказанные ею ранее нашей дражайшей и любимейшей спутнице королеве»[381]. О получении этой суммы свидетельствуют две квитанции, подписанные Дианой 31 января 1551 года[382]. Этот дар вознаграждал Диану за то, что она выступала посредницей между королевой и гувернанткой детей мадам д’Юмьер во всем, что касалось здоровья и развития принцев. Так, 11 мая 1551 года она передала мадам д’Юмьер мнение Екатерины о том, что «ночью мадам Клотильда почувствовала себя дурно из-за кашля… Эта болезнь совсем не опасна, учитывая то обстоятельство, что у госпожи ее старшей сестры [Елизаветы] бывали такие же приступы»[383]. Диана, узнав 20 мая от мадам д’Юмьер о трудностях с питанием годовалого Карла-Максимилиана, сочла, что виной тому качество молока кормилицы: «Мне кажется, если бы вы давали ей сидр или пиво, это бы весьма освежило ее […]. Думаю, врачи согласятся с таким мнением»[384]. В конце концов решили сменить кормилицу, и Диана полностью поддержала тут королеву. В июне перемена произошла, и ребенок стал чувствовать себя настолько хорошо, что новую кормилицу оставили и для других маленьких принцев[385].

Такую заботу герцогиня Валентинуа проявляла не только об отпрысках королевского дома, но и о своих собственных потомках, равно как и о чадах «свойственника» герцога Франсуа де Гиза: Антуанетте де Бурбон, вдове герцога Клода де Гиза, она послала поздравления по поводу появления на свет ее внучки Катрин-Мари 18 июля 1551 года[386]. А в сентябре Диана даже возобновила отношения с коннетаблем, когда тот принимал в Экуане маленьких принцев[387]. Король с королевой жили в то время в Ане, где Генрих предавался радостям охоты, пока Диана надзирала за своими каменщиками, ибо строительство ее нового жилища шло полным ходом. В октябре суверен, счастливый примирением двух ближайших друзей, покинул Ане, чтобы провести несколько дней в Шантийи, о чем Монморанси любезно уведомил Диану. «Вы пишете мне, — отвечала она, — что нашли короля пополневшим. Думаю, в Ваших руках он отнюдь не станет худее, принимая во внимание добрую пищу, которой, насколько мне стало известно, Вы его потчуете»[388].

Это показательное примирение совпало с новым потоком королевских милостей к Монморанси: последний изо всех сил старался наверстать все, как он полагал, упущенное, на пути к почестям по сравнению с Гизами.

Успехи соперников коннетабля и впрямь впечатляли. Франсуа д’Омаль после смерти своего отца 12 апреля 1550 года стал герцогом Гизом и пэром. Шарль, кардинал Гиз, получил титул кардинала Лотарингского после смерти своего дяди Иоанна, скоропостижно скончавшегося 18 мая 1550 года. Оба старших брата передали прежние титулы младшим. Так, с 1550 года зять Дианы Клод, маркиз де Майенн, стал именоваться герцогом и пэром д’Омалем. Вскоре после этого его брат Людовик, архиепископ Санский, избранный кардиналом в 1552 году, в свою очередь, получил титул кардинала Гиза. Франсуа в 1549 году стал великим приором Мальты, а в 1552 году — назначен генералом и получил командование всеми галерами Франции. Еще один брат — Рене, маркиз д’Эльбеф, впоследствии унаследовал эту должность. Столь стремительное возвышение не заслоняло того факта, что их сестра Мария была вдовствующей королевой Шотландии, а ее дочери Марии Стюарт предстояло в один прекрасный день стать французской королевой[389].

Наиболее зримым и трудно переносимым свидетельством успеха Гизов для Монморанси было то, что старшие из них все активнее прибирали к рукам престижные чины и звания. Так, Франсуа был обер-егермейстером, великим камергером Франции, губернатором Дофинэ и Савойи, а Клод — губернатором Бургундии. Честолюбие толкало Гизов к тому, чтобы добиваться признания их принцами как членов иностранного правящего дома. Монморанси этому противился, опираясь на магистрат.

Разумеется, упомянутый титул уже был им предоставлен за любезности, как принцам Клевским-Неверским, Савойским-Немурским или Орлеанским-Лонгвилям. Однако лотарингцы хотели еще, чтобы парламент признал их законные права на этот титул, которыми обладали принцы королевской крови Франции — Валуа и Бурбоны. Когда первый президент парламента, друг Монморанси Лизе, отклонил это требование, Гизы добились его смещения и замены президентом Ле Мэтром, будущим гонителем гугенотов. Потом, сочтя недостаточно податливым канцлера Оливье, они под предлогом приступа гемиплегии добились в мае 1551 года передачи печатей Жану Бертрану, чиновнику, преданному Диане[390].

Маневры Гизов велись при поддержке герцогини. Однако коннетабль вскоре вернул себе достаточную власть, чтобы их провалить. И в самом деле, как следствие Булонского договора, он установил основы прочного согласия с англичанами. Монморанси сумел убедить англичан в мирных намерениях Франции как в Шотландии (несмотря на связи Короны с Марией Стюарт), так и на территории Кале. Вследствие этого примирения весной 1551 года короли Франции и Англии обменялись пышными посольствами, дабы посвятить друг друга в кавалеры высших орденов своих государств. Маршал де Сент-Андре доставил Эдуарду VI ленту Святого Михаила, а маркиз Нортгемптон передал Генриху II знак кавалера ордена Святого Георгия — Подвязку.