Аромат рябины - Ольга Лазорева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он встал, слегка шатаясь, и начал стягивать рубаху.
— Надо привести себя в порядок и выпить кофе покрепче, — вяло уговаривал себя Валентин, пытаясь стащить брюки.
Наконец, ему удалось раздеться. Он аккуратно повесил измятые брюки на спинку стула и даже попытался их расправить. Затем плюхнулся на диван и начал снимать носки. Внезапно его разобрал приступ неконтролируемого смеха.
— С ума я, что ли, съехал? Сижу в чужом городе, на чужом диване и задыхаюсь от вони собственных грязных носков!
Валентин сложился пополам от хохота, прижав локти к животу. Затем успокоился и, запустив пальцы в волосы, закрыл глаза.
— Башка-то как капитально разболелась! — простонал он. — Надо срочно кофе.
Но вставать не спешил. Его по-прежнему сильно мутило. На душе было сумрачно и пусто. Перед глазами отчего-то встало лицо Петра, серьезное и в тоже время насмешливое; потом лица актеров томского драмтеатра со злорадными торжествующими улыбками.
— Да пошли вы все к!.. — заорал Валентин и матерно выругался.
Потом свернулся калачиком на диване и затих. Через какое-то время ему полегчало. Он поднялся, тщательно умылся и побрился. Затем пошел на кухню и сварил крепкий кофе. Мысли прояснились, и настроение стремительно упало. Тяжелая непреодолимая тоска навалилась на него.
«Жизнь — это такая мерзость! — думал Валентин. — Ведь я умен, талантлив, образован, недурен собой. Но кому это все нужно? Этого никто в целом свете не хочет замечать. А тем временем посредственности лезут вперед. А впрочем, это и понятно! Кому выгодно иметь рядом такого соперника? Поэтому я всегда и всем поперек горла! Один Петька хотел помочь. Хотя неизвестно, зачем на самом деле я ему понадобился. Сейчас все что-то выгадывают, ведут свою тайную игру».
Валентин закурил и налил себе еще кофе.
«Господи, какая тоска жить! Ведь все наперед известно. Допустим, вернусь я в свой театр. Поговорят, конечно, поехидничают за моей спиной, а потом и не вспомнят, у всех свои проблемы. А я снова вернусь на вторые роли, снова по халтуркам бегать за копейки. Затем женюсь. Куда уж без этого! Дети родятся, и возникнут новые проблемы, круче прежних. А жене и детям нужно будет от меня только одно: деньги! Еще денег! Больше денег! Будь они прокляты! И так без конца. Затем на пенсию выйду. Буду в своем дворе в домино играть и живописать местным алкашам, какой я был талантливый актер, только, к сожалению, абсолютно невостребованный».
Валентин сжал пальцами виски, и неожиданные слезы обожгли глаза.
«Господи, господи! Как все надоело! А ведь у меня завтра день рождения! Двадцать восемь стукнет. А кому это интересно? Одна мать и вспомнит. — Валентин поднялся и вытер глаза. — Надо бы ей позвонить и соврать что-нибудь необычайно правдоподобное. Что я, к примеру, жду роль, или еще что-нибудь в этом роде».
Он пошел в коридор, где находился телефон, и обнаружил, что «восьмерка» отключена.
«Тоже верно, — усмехнулся Валентин. — Ладно, позвоню с почты. И вообще, пора взять себя в руки, а то совсем что-то я раскис. Ничего страшного не произошло. И даже хорошо, что я сюда приехал. Погуляю, отдохну, соберусь с мыслями. Мне даже полезна такая полная изоляция. Да и за квартиру за месяц вперед заплатил. Не уезжать же мне сейчас?»
Валентин начал понемногу успокаиваться. Он вышел на балкон и глубоко вдохнул свежий воздух. Покой ясного раннего утра принес ему умиротворение. Небо было необыкновенно прозрачного голубого цвета, птицы надрывались от полноты счастья. Валентин с удовольствием понаблюдал за головокружительными виражами стрижей. Затем его взгляд лениво скользнул по крышам соседних домов, по макушкам сосен за ними, и он мгновенно вспомнил, что там находится кладбище.
— Пропади все оно пропадом! — в сердцах воскликнул Валентин и, сплюнув, вернулся в комнату.
Он нашел в ванной тазик и тряпку и ни с того ни с сего кинулся мыть полы. Потом убрал на кухне и сложил пустые банки от пива в большой пакет. Физическая работа успокоила, и, приняв душ и надев шорты, Валентин улегся на диван. Еще в поезде он купил пару дешевых детективов и решил сейчас почитать. Но уже на пятой странице крепко заснул.
Ему приснилась Таня. Она медленно поворачивалась к нему спиной, чуть покачивая бедрами и улыбаясь какой-то странной, несвойственной ей наглой улыбкой. Потом резко наклонилась и, сдернув джинсы, повертела перед его носом круглой крепкой задницей с черной полоской трусиков, врезающейся между ягодиц. Валентин задохнулся от возмущения и возбуждения, возникших практически одновременно, и, мгновенно проснувшись, открыл глаза. Но снова закрыл их, преодолевая стремительно нарастающее желание. Помедлив, скользнул потной рукой в шорты и, отчего-то заторопившись, нервно начал онанировать. Кончив, он размазал сперму по животу и перевернулся на бок лицом к стене. Ему стало невыносимо противно, даже слезы выступили. Стыд, который он испытывал с ранней юности, когда занимался онанизмом, с возрастом не проходил и не уменьшался. А наоборот, приобрел большую остроту и болезненность. И он не мог избавиться от него. Полежав какое-то время без движения, Валентин почувствовал вторую волну возбуждения и тут же соскочил с дивана. Он пошел в ванную и встал под струи холодного душа.
Когда Валентин оделся и вышел на улицу, был уже полдень. Солнце палило нещадно. Валентин вдруг заулыбался, подумав, что ему сейчас совершенно безразлично, что делать и куда идти. Это было новое для него и довольно странное ощущение. Время словно потеряло какую-либо ценность и смысл.
— Просто прогуляюсь без всякой цели. В этом есть своя прелесть, — сказал он сам себе, сворачивая наобум в первый попавшийся переулок.
Валентин пошел медленно, с любопытством изучая дома. Все они были трех- или четырехэтажные и давно требовали ремонта. Возле одного дома он остановился. Это была длинная «хрущевка» крайне запущенного вида. Ее оштукатуренные стены облупились и представляли собой неровную выщербленную поверхность трудноопределимого цвета. Деревянные рамы на маленьких, серых от грязи, квадратных окнах казались лохматыми от многочисленных загнутых язычков залупившейся краски. Сбоку на стене виднелась ржавая табличка с какой-то надписью. Валентин чуть подался вперед и с трудом прочитал: «Дом образцового содержания». Он громко рассмеялся. Тут же на первом этаже со скрежетом раскрылось окно, и на подоконник вывалилось, а затем буквально растеклось по нему необъятное тело какой-то старухи, облаченное в застиранный байковый халат.
— Чяго это ты, милок, здеся изучаешь? — ехидно поинтересовалась она.
Глазки ее, блестевшие, как две бусинки, между набрякших век, смотрели на Валентина напряженно и оценивающе. Он сделал вид, что не слышит вопроса, и быстро пошел прочь, приняв озабоченный вид.
«Н-да, — подумал он, усмехнувшись, — с такими старушенциями и милиция в городке не нужна»
Он замедлил шаг.
В этот момент из-за угла дома вывернули две девушки и, искоса глянув на Валентина, громко захихикали и пошли прямо перед ним, виляя бедрами. Он невольно окинул взглядом их фигуры и не сразу смог отвести глаза от более высокой девушки.