Аромат рябины - Ольга Лазорева

Ирина вернулась в Воронеж и в ближайшие выходные после недолгого раздумья позвонила Андрею. Он оказался в деревне. Рано утром Ирина села на пригородный автобус и поехала в Землянск. Когда она подошла к дому, то увидела, что Андрей стоит в палисаднике и красит забор в яркий синий цвет. За его спиной чернели ягоды бузины. Ирина остановилась и жадно смотрела на эту картину. Ее губы начали улыбаться от все разгорающейся радости.

…Дайте. Вместо Дворцов искусств

Только этот бузинный куст… —

пробормотала она и тихо засмеялась.

Андрей поднял голову, кисть замерла в его руке, лицо покраснело.

— Я вернулась! — сказала Ирина, бросила сумку на траву и шагнула к нему.

Андрей выбежал из палисадника, обнял ее. Она прижалась к нему всем телом, не переставая улыбаться.

«Разве не бросается в глаза, насколько я талантлив? Неужели это так трудно заметить?» — подумал Валентин и тряхнул густыми черными волосами, подстриженными в классическое каре. Он поднял подбородок вверх.

— Ничтожные людишки! — сказал вслух с возмущением и окинул гуляющих в скверике возле театра надменным взглядом.

Его серые глаза с маленькими точечками зрачков были холодны и прозрачны и из-за густых черных ресниц казались подкрашенными.

— Ничтожества! — буркнул он и сел на свободную скамейку, достав из кармана пиджака пачку сигарет. — Как это он выразился? Мало перца? Нет ни яркости, ни характера. Подумаешь! Какой-то там старший помощник младшего ассистента заштатного режиссера. А туда же! Корчит из себя Станиславского и Меерхольда в одном лице.

Валентин несколько раз нервно щелкнул зажигалкой и, наконец, закурил, откинувшись на спинку скамьи. Его длинные худые пальцы, держащие сигарету, мелко подрагивали, тонкий и яркий рот презрительно кривился.

— К черту! — с чувством воскликнул он.

Потом смачно сплюнул, встал и пошел, убыстряя шаг.

— Валька! Подожди! — раздалось у него за спиной.

Валентин обернулся и остановился. К нему быстро приближался его приятель Петр и как-то беспомощно улыбался.

«Вот поди ж ты! — раздраженно подумал Валентин. — И ростом не удался, и внешность самая затрапезная, типаж какого-нибудь тракториста из захудалой деревеньки, а ведь каким спросом пользуется! И в кино и в театре! А я? Хотя сам виноват. Надо было, как Петька, за все предложения хвататься двумя руками, а не воротить нос от неподходящих, как мне тогда казалось, ролей».

— Сядем? — предложил подошедший Петр и потянул Валентина за рукав пиджака, усаживаясь на скамью.

Тот помедлил секунду, но все-таки сел рядом, ссутулившись и не глядя на приятеля.

— Зря ты так, Валя, — укоризненно начал Петр и, придвинувшись, обнял друга за плечи.

Валентин слегка передернулся, но промолчал.

— Вот ты на Егора Николаевича наорал, — продолжил Петр увещевающим тоном, — а он не последнее слово у нас в театре имеет. И что обидно, роль-то как будто прямо для тебя написана. Что, стерпеть не мог? Ну, раскритиковал он твою игру, но ведь он со всеми так. Мы-то его терпим, зато всегда работу получаем. А сейчас я просто и не знаю, чем тут можно помочь! После твоего ора он тебя ни за что не возьмет. Самолюбие — это надо понимать!

Петр глубоко и шумно вздохнул.

«Словно перегруженный осел», — подумал Валентин и улыбнулся.

На душе у него отчего-то стало легче.

«А чего я, собственно говоря, хочу от этих людишек? Чтобы они, подобно богам, могли видеть внутри каждого, кто и на что действительно способен? Но это им не дано. Главное, что я сам знаю, какой я талантливый и необыкновенный. А талант, как известно, ни за какие деньги мира не купишь. Вот эти посредственности и бесятся!»

Валентин повернулся к Петру и светло глянул ему прямо в глаза.

— Не огорчайся ты так! — с чувством произнес он. — Да мне, если хочешь знать, наплевать и на эту роль, и на ваш театр, да и на столицу, в общем-то! Жил я себе в провинции, играл в нашем театришке. Вот и дальше все так же пойдет по накатанной колее. Что изменилось-то? Ну, попробовался, ну, не получилось. Не я первый и не я последний!

— Жаль, Валентин! Я ведь мечтал тебя к нам перетащить. Думал, будем вместе, в одном театре. Помнишь, как в училище об этом говорили, планы строили? Думал, блеснешь в этой роли, а там тебя заметят, дело пойдет. Столица все-таки! Возможностей для актера — тьма! Я-то сам востребован на все сто! Думал и тебе помочь зацепиться. Ведь режиссер хотел новое лицо, свежий типаж, незамыленный. Искали везде.

— Жениться-то не собираешься? — неожиданно перебил его Валентин.

— Я? — растерялся Петр. И после паузы нехотя добавил: — Мне и так неплохо. Куда с этим спешить? Тебе тоже двадцать семь, а что-то в загс не торопишься.

Он посмотрел на Валентина. Тот сидел, вальяжно откинувшись на спинку скамьи и глядя вдаль отсутствующим взором, словно потеряв всякий интерес к словам приятеля.

«Нет, ну какая внешность! — в который раз восхитился про себя Петр, изучая точеный профиль Валентина. — Ему бы роль светского повесы петербургского общества конца девятнадцатого века, или итальянского аристократа, или… да мало ли кого! Такие данные всегда пользуются спросом, но Вальке почему-то упорно не везет. Дерзкий он уж очень! А режиссеры таких не выносят. Под режиссеров всегда вначале прогибаться надо, а он этого никогда не умел».

Петр тоже откинулся на спинку скамьи, продолжая смотреть на Валентина. Тот сидел неподвижно и словно не замечал обращенного на него пристального взгляда. Они давно не виделись, что-то около года. Петр отметил, что Валентин изменился, что лицо его стало еще бледнее и как-то жестче; что возле рта появились неглубокие, но уже заметные складочки, словно Валентин часто кривил рот в презрительной гримасе; что его выразительные черные брови выглядят немного асимметрично, так как левая выше правой, будто постоянно приподнята. Он тут же вспомнил, как Валентин на любой не понравившийся ему вопрос обычно отвечал молчанием, и только его левая бровь высокомерно приподнималась. Петр подумал, что при такой бледной коже и светлых глазах черные ресницы выглядят не совсем естественно, а тонкие, но красивых очертаний губы кажутся слишком красными.

«Ему бы графа Дракулу сыграть. И грим бы не понадобился», — неожиданно для себя подумал Петр и рассмеялся нелепости этой мысли.

Валентин повернул к нему голову и недоуменно спросил:

— Ты чего?

— Да так. Не обращай внимания. Мысль одна смешная в голову пришла. — Петр встал. — Пойдем, что ли, пивка попьем? А то май в этом году в Москве ненормально жаркий. У меня такое ощущение, что лето давно.

Валентин не тронулся с места. Он только поднял голову и глядел снизу в лицо Петра с отсутствующим выражением, явно думая о чем-то своем. Потом нехотя поднялся, откинул небрежным жестом волосы со лба и снял пиджак.