Ария смерти - Донна Леон

– Так вы дадите мне урок?

Флавия изобразила на лице непринужденную улыбку и сказала:

– Пока на мне сценическое платье и парик – нет! Если б вы только знали, как тяжело во всем этом петь!

И она усталым движением пробежала пальцами по корсажу вниз, к тяжелой сборчатой юбке.

– А когда переоденетесь, вы дадите урок? – спросила женщина с маниакальным упорством.

Улыбка Флавии стала ослепительной.

– Если я переоденусь, то дам вам урок… да хоть чечетки!

Она перестала улыбаться, предоставив собеседнице оценить эту шутку. Но та, похоже, не поняла юмора. Если судить по разговору, эта женщина воспринимала каждое ее слово совершенно серьезно и оставалась глуха ко всему, кроме буквального значения слов. С такими лучше не шутить…

– Если мне можно будет переодеться и привести себя в порядок, я подумаю и об уроке, – произнесла Флавия.

– Тогда переодевайтесь, – сказала женщина, взмахнув ножом.

При виде клинка, устремленного ей в лицо, или в грудь, или в живот, – да какая, ради бога, разница? – Флавия застыла. Тело отказывалось ей подчиняться. Певица не могла говорить и едва-едва дышала. Она уставилась в зеркало, не видя ни себя, ни стоящей у двери незнакомки, и уже не в первый раз подумала о важных неоконченных делах, о людях, которых обидела, и о глупостях, из-за которых когда-то так беспокоилась.

– Я сказала, вы можете переодеться, – нелюбезно повторила женщина, и, судя по тону, с ней лучше было не спорить.

Флавия заставила себя встать и направиться в ванную.

– Моя одежда там, – сказала она.

Женщина сделала неуверенный шаг в ее сторону.

– Можете вынести ее сюда.

Это был не вопрос, не просьба – приказ.

Флавия прошла в крошечную ванную и взяла свои брюки-слаксы, свитер и туфли. Высоко вскинув голову, она посмотрела в зеркало, чтобы проверить, если ли у нее шанс быстро повернуться и закрыться изнутри. Но женщина уже стояла в дверном проеме и смотрела на нее, так что с этой идеей пришлось попрощаться. «Так в человеке и подавляют волю, – подумала Флавия. – Сперва ограничивают в мелочах, а потом ему уже не хочется браться за что-то большее».

Удерживая вес тела на правой ноге, незнакомка отодвинулась, давая певице пройти, но спиной все еще загораживая входную дверь. Флавия проследовала мимо нее и швырнула вещи на стул. Закинула руки за спину и нервными пальцами попыталась ухватиться за змейку на платье. Поймала ее, упустила, нащупала снова. Расстегнула до половины. Потом поменяла положение рук и наконец расстегнула змейку сверху донизу. Платье упало на пол, и Флавия сняла ужасно тесные бархатные туфли-лодочки, которые шли в комплекте с ним.

Оставшись в одном белье и избегая глядеть в зеркало, Флавия взяла пару шерстяных синих брюк, которые часто надевала в театр (не то чтобы она верила, что синий отводит дурной глаз, но…). Застегивая сбоку змейку на слаксах, певица опустила голову и сквозь длинные пряди парика, упавшие ей на лицо, посмотрела на женщину. Выражение ее лица заставило Флавию вспомнить монахинь из своего личео. В подобных ситуациях они выглядели так же: наигранная усталость, а под ней – жадное любопытство, очень смущавшее юных учениц.

Не потрудившись избавиться от бутафорской тиары, Флавия стащила с себя парик и швырнула его на стол, затем посмотрелась в зеркало, собираясь снять и резиновую шапочку. Волосы певицы были мокрыми от пота. Она натянула свитер, и как только ее груди оказались прикрыты, ей чуточку полегчало. Флавия надела туфли и завязала шнурки, радуясь тому, что обувь плотно сидит на ноге и у нее резиновая подошва.

Все еще склоняясь над туфлями, певица попрактиковалась в улыбке и подумала, что еще немного – и ее лицо, как и сердце, разорвется от напряжения. Когда губы снова стали ее слушаться, Флавия выпрямилась на стуле и спросила:

– Урок пения нужен вам?

– Да, пожалуйста, – вежливо отозвалась женщина.

Это прозвучало так по-детски, так радостно, что Флавия чуть не закричала от ужаса.

Теперь бы вспомнить, о чем учитель спрашивал ее на первом частном занятии… Память ее не подвела.

– Вы сейчас над чем-нибудь работаете?

Женщина посмотрела вниз, на свои туфли, и попыталась сцепить руки, но в одной из них был нож. Она что-то невнятно пробормотала.

– Простите? – переспросила Флавия.

– Над Тоской, – сказала женщина, и Флавии вдруг стало нечем дышать.

Она постаралась успокоиться. «Я спрошу у нее! Спрошу! Нормальным, деловым тоном – спрошу!»

– Какой акт?

– Третий. Финальная сцена.

– О, это трудно, не так ли? Героиня испытывает массу самых разнообразных эмоций. Как вы полагаете, что это за эмоции? – спросила Флавия, надеясь, что ее голос звучит педантично и бесстрастно.

– Никогда об этом не задумывалась, – произнесла женщина неуверенно. – О музыке и о том, как спеть ноты, – вот о чем я размышляла.

– Но ведь это связано с эмоциями героини, они определяют все!

Репетировать последний акт Тоски и никогда не думать об эмоциях? Да это существо всадит в нее нож без колебаний!

Флавия сделала серьезное лицо.

– Вот она поднимается на крышу и видит Марио. У нее – охранная грамота, ради которой она заколола Скарпиа. Значит, Тоска испытывает радость, но она только что лишила жизни человека… Тоска вынуждена просить Марио притвориться убитым, когда в него начнут стрелять. Потом она радуется, что у нее все получилось, и хвалит его за убедительное притворство. После, когда они остаются одни, она понимает, что он мертв и все потеряно. За ней приходят солдаты, и Тоска осознает, что единственное ее спасение – смерть. Такой резкий перепад эмоций сложно себе представить, вы согласны?

Лицо женщины оставалось бесстрастным, когда она проговорила:

– Знаю, это трудно спеть. Особенно первый дуэт.

Лучше соглашаться, пусть думает, будто знает об опере все, что только можно!

– Это так, – проявила покладистость Флавия. – Вы совершенно правы.

– А потом она умирает, – добавила женщина, и у Флавии снова надолго прервалось дыхание.

Она попыталась придумать, что бы еще сказать, но ум, воображение, смекалка – словом, все, что делало ее личностью, – попросту перестали ей служить. Флавия посмотрела на шнурки и подумала, какие они красивые, как аккуратно сделаны и как удобно зашнуровывать туфли, да и туфли тоже очень удобные, в них не упадешь. Не упадешь… Безопасность…

Певица выпрямилась на стуле и спросила:

– Вы не против спеть последний фрагмент?

– Хорошо.

Значит, шанс выйти из костюмерной у нее все-таки есть!

– Но, конечно, мы не станем делать это здесь, – сказала Флавия. – Тут слишком тесно и я не смогу составить впечатление о вашем голосе. – Она сделала вид, будто размышляет. – Это самый драматический момент во всей опере, вы согласны? – Певица говорила обычным тоном, но любой, кто сведущ в музыке, счел бы ее заявление глупым и вульгарным. – Может, нам удастся найти репетиционную?