Ария смерти - Донна Леон

– Я не знала, какой цвет вам понравится больше, но потом вспомнила, что несколько лет назад на том ужине в Париже вы были в желтом платье. И выбрала желтые розы.

– А, то старое желтое платье! – пренебрежительно произнесла Флавия, как будто разговаривала с подружкой. – В свое время я нашла его на распродаже и купила – ну, знаете, как это бывает. А потом не могла решить, идет оно мне или нет.

– По-моему, вы выглядели в нем великолепно, – сказала женщина таким обиженным тоном, словно это она подарила Флавии платье, а та отвергла ее презент.

– Спасибо, – проговорила Флавия и очень медленно и естественно направилась к туалетному столику, отодвинула стул и уселась напротив зеркала. Указав на диван, она предложила: – Может, присядете?

– Нет, я постою.

– Вы не против, если я сотру грим? – спросила Флавия, протягивая руку к коробке с салфетками.

– Вы нравитесь мне в гриме, – ответила незнакомка таким астрально-холодным голосом, что рука Флавии зависла над коробкой, отказываясь ей повиноваться.

Певица не могла ни взять салфетку, ни уронить руку обратно на колени, где покоилась ее другая рука. Флавия посмотрела на свои пальцы, желая пошевелить ими, стиснуть их. И мгновение спустя ей это удалось: ее рука упала рядом с другой, пальцы сжались в кулак.

– Вы лжете, – спокойно произнесла женщина.

– О чем? – спросила Флавия, стараясь, чтобы в ее голосе прозвучало любопытство, а не желание оправдаться.

– О цветах.

– Но они прекрасны.

– Тот человек, ну, с которым у вас был роман, вынес их и выбросил на улицу, в тот же вечер, когда я вам их подарила, – запальчиво возразила собеседница и уже ледяным тоном сообщила: – Я видела его.

– Вы о Фредди? – спросила Флавия с усмешкой. – Он ужасно боится свою жену, не хочет, чтобы она подумала, будто это он их мне прислал. Едва увидев букет, Фредди запаниковал и сказал, что их нужно поскорее убрать из дома.

– Но это не помешало ему поселить вас у себя, не так ли? – спросила женщина тоном, каким обычно делают ядовитые намеки.

– Это было идеей его жены, – легко парировала Флавия. – Она сказала, что так ей будет легче присматривать за нами обоими. – Она хотела добавить пару ремарок насчет глупых ревнивиц, потом взглянула в лицо незнакомки и передумала. – Вообще-то она прекрасно знает, что между нами давно ничего нет. – И, словно это только что пришло ей в голову, выпалила: – С тех пор прошло двадцать лет!

Женщина, чье отражение Флавия теперь видела в зеркале напротив, не ответила. Внезапно певице ужасно захотелось расслабиться, закончить этот дурацкий спектакль, но зеркало безжалостно демонстрировало ей нож. Ощутив новый прилив сил, Флавия спросила:

– Зачем вы здесь?

Однажды она пела партию Манон в одноименной опере, и тенор во время репетиции плюнул на нее. Так вот, такую же теплоту, что и в этот вопрос, она вложила в свои с ним дуэты, и столько же актерского мастерства.

– Я видела вас и раньше, – сказала женщина.

Флавия удержалась от замечания, что это и так понятно, раз она видела ее в Париже в желтом платье, и вместо этого сказала:

– И как я пою, полагаю, тоже слышали?

– Я вам писала, – с ожесточением заявила незнакомка.

– Надеюсь, вы получили ответ, – произнесла Флавия, улыбаясь их общему отражению.

– Получила. Но вы сказали «нет».

– По поводу чего? – уточнила Флавия с любопытством, которое ей даже не пришлось изображать.

– По поводу уроков музыки. Три года назад я написала вам с просьбой об уроках, но вы мне отказали.

Флавия неотрывно смотрела, как женщина наклоняется и кладет цветы на пол. Только цветы.

– Простите, но я этого совершенно не помню.

– Вы мне отказали, – настаивала незнакомка.

– Извините, если я вас обидела, – сказала Флавия, – но я не даю уроков пения. – И чтобы это было похоже на принципиальную позицию, добавила: – У меня нет к этому способностей.

– Но вы разговаривали с той студенткой! – выпалила женщина голосом, в котором сквозила ярость.

– С той девушкой? – переспросила Флавия с весьма убедительным пренебрежением. – Ее отец – лучший рипетиторе театра, с ним все хотят работать. Что еще я могла ей сказать?

Она задала этот вопрос тоном, каким мы обычно признаемся другу в своих слабостях.

– Вы бы стали давать ей уроки, если бы она вас об этом попросила?

Вспомнив первый акт Травиаты, Флавия воспроизвела презрительный возглас – несколько нисходящих, звонких нот, – который издавала, когда Альфред впервые признавался ей в любви.

– Прошу вас, не смешите меня! Если бы я и давала кому-то уроки пения, то не этой юной глупышке! Она не знает даже азов сольфеджио!

Впервые с начала этого кошмара рука с ножом слегка опустилась, хотя бы до уровня бедра.

Женщина наклонилась, и Флавия смогла наконец рассмотреть ее лицо. Выглядела она на тридцать с небольшим, но усталый взгляд и мешки под глазами прибавляли ей лет. Нос маленький и прямой, глаза – непропорционально большие, как у человека, резко похудевшего во время тяжелой болезни.

Губы женщина плотно сжимала, то ли от привычки все осуждать, то ли от постоянной боли. «Хотя внешность это портит одинаково», – подумала Флавия. На незнакомке было расстегнутое простое пальто из черной шерсти, под которым угадывалось темно-серое платье до колен.

– Так вы дадите мне урок? – спросила она.

Флавия заметила крошечное пятнышко света, пробившееся сквозь замочную скважину в темницу, где эта женщина заперла их обеих. Даст ли она урок?

В дверь костюмерной постучали.

– Флавия, ты тут? – раздался голос Брунетти.

– Ciao, Гвидо, – отозвалась певица с несколько наигранной беззаботностью. – Да, я тут, но еще не готова. Дочка болтает по скайпу со своим бойфрендом и попросила перезвонить ей минут через пять. А сыну я еще даже не звонила.

Ну, хотя бы часть из этого – правда…

– Я передумала насчет ужина, так что можете с женой спокойно идти домой. Увидимся завтра?

Замолчав, Флавия посмотрела вниз, на свою руку, и увидела, что ногтями прочертила две полоски на ворсистом платье.

И снова послышался голос Брунетти, будничный, спокойный:

– Ты, конечно, устала. Я понимаю. Мы пойдем потихоньку в Antico Martini[89]. Если хочешь, можешь по дороге домой составить нам компанию. А если нет, увидимся завтра утром, около одиннадцати. Ciao, и спасибо за прекрасный спектакль!

Словно этого вторжения и не было, незнакомка повторила вопрос: