Та, которой нет - Маша Ловыгина

одного вопроса. Кажется, то, в чем она хоть немного сомневалась, для него было абсолютно ясным.

Странная мысль защекотала ее сознание:

«Он знает, что было между мной и Бархатовым…»

Глеб внимательно посмотрел ей в глаза, словно мог услышать ее, и открыл пассажирскую дверь:

— Я готов выполнить любое твое желание, — просто сказал он.

Она села и, когда Глеб захлопнул дверь и обошел автомобиль, бросила последний взгляд на дом. Рука непроизвольно потянулась к кулону на шее, будто он мог придать ей сил. Возможно, не сил, но уж уверенности точно.

— Я передумала, — внезапно сказала она.

Глеб улыбнулся:

— Мне удивиться, расстроиться или обрадоваться? Я ведь не знаю, о чем ты.

— Не поедем ко мне.

— Хорошо. Тогда…

— У нас есть еще время до встречи с врачом, так?

Глеб кивнул.

— Скажи, если бы я захотела… то есть, я хочу встретиться с одним человеком, — она заметила, как дернулась щека Глеба. — С Гошей, — поспешила добавить Влада.

— С Гошей? С моим Гошей?

— Да, это возможно?

Глеб заметно растерялся.

— Ну в общем-то да, почему бы и нет… Я позвоню Юлечке. Если у них нет других планов, то… Мне все равно надо к ним заехать, но это не одно и тоже, что пойти в гости. Ты же понимаешь, что у них свой распорядок?

— Я не настаиваю, Глеб, — Влада замахала руками. — Просто, понимаешь, я же все-таки педагог, вроде как… А с детьми толком общаться не умею. Стыдно…

— Тогда ты по адресу. Гошка чудесный…

Влада чувствовала, что Глеб нервничает, и эта нервозность постепенно передалась и ей. Все эти разговоры о брате были ему приятны, но они не могли вытеснить мысли о клинике и Бархатове.

Внезапно у него зазвонил телефон. Они оба вздрогнули и переглянулись. Глеб вытащил трубку и приложил к уху, продолжая смотреть на Владу.

— Слушаю, Олег Иванович. Я? В городе… Кирилл Андреевич не отвечает? Н-нет, он не дома. И не в офисе. Он… он уехал сегодня ночью. Я отвез его в аэропорт. — Влада удивленно округлила глаза, но Глеб сделал знак, чтобы она молчала. — Не могу сказать. Меня он в известность не поставил. Но обещал позвонить, как только… Разумеется, я обо всем доложу вам…

Влада откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

«Ты тот, кто хочет сохранить все тайны… Но это невозможно, Глеб…»

Он заглушил мотор и тоже закрыл глаза, чтобы собраться с мыслями. Через минуту Влада почувствовала, как его сильная горячая ладонь накрыла ее руку, вселяя покой и уверенность. Коротко вздохнув, Влада наконец расслабилась и с бешеной скоростью начала проваливаться в спасительный и долгожданный сон.

48

Бархатов

Кирилл попробовал открыть глаза, но даже на это простое действие у него не хватило сил. Болела каждая клеточка, и одно это уже говорило о том, что ничего не закончилось. Боль, возможно, теперь единственное, что будет сопровождать его даже после смерти. Отрывочные воспоминания мелькали с такой скоростью, что казались роем потревоженных мух. Бархатов бы предпочел белый свет, о котором постоянно говорят те, кто пережил этот переход, но по какой-то причине вернулся. Но ему ведь нет обратного хода? Он его не запланировал, потому что возвращаться не собирался.

… «Что с давлением? Анализ крови пришел? Я жду», — донеслось откуда-то сбоку.

Бархатов воспринял эти слова как данность — мало ли какие еще фразы может выдавать память. Он ведь знает, что это означает — анализ крови, давление… Стася с белым лицом и сомкнутыми губами, лежащая на кушетке. Его страх и ужас от того, что произошло…

… «Эх, Бархатов, Бархатов… Что же ты натворил…»

Опять этот раздражающе знакомый голос. Да, его спрашивали, как это случилось, но она просила, чтобы Он молчал.

«Не надо, Кирилл, никто не поймет».

Он ведь и сам ничего тогда не понял.

* * *

Охота была его страстью. Проверкой на прочность и быстроту реакций, осознанием власти над жизнью и смертью.

Господи, кого он обманывал?

Уговорить Стасю поехать с ним на утиную охоту было трудно. Но ему так хотелось, чтобы она разделила с ним это первобытное чувство, что он практически вынудил ее согласиться, ведь умение убеждать было одним из основных его достоинств. Без него он бы не стал тем, кем являлся вот уже долгое время.

Стася — внешне хрупкая, неземная, будто сотканная из шелковых нитей, на самом деле была необыкновенно горячей и стремительной в своих желаниях. Но за несколько недель до той поездки она изменилась. Все чаще и чаще он ловил на себе ее настороженный и задумчивый взгляд. На вопросы о том, любит ли она его, она неизменно отвечала — да. И в этом коротком слове было гораздо больше чувств, чем в льстивых излияниях женщин, бывших у него до этого.

Бархатов знал, что она ни за что не осталась бы с ним, если бы не любила. Вот только он уже не мог представить своей жизни без нее — она была нужна ему как воздух, как телесное доказательство необходимости его существования. Ему нравилось то, что происходило между ними — ее подчинение возбуждало его. Но в то же время он чувствовал, знал, что Стася видит эти границы и, уступая ему, верит, что эта жертва не будет напрасной. Кирилл же не считал возможным чем-то жертвовать даже ради нее. Не видел объективных причин — он мог дать ей все блага мира, приобщить к своему образу жизни, одарить и обласкать, наполнить ее жизнь своей страстью, лишь бы она стала такой, как он хотел.