Драгоценности Жозефины - Алина Егорова

Охота прекратилась, больше шайка Серого Юру не преследовала. Сказать, что хулиганы прониклись к нему теплыми чувствами, нельзя – встретив его, они кидали на парнишку косые взгляды, но не задирались – проходили дальше. Негласный пакт о ненападении сохранялся до дискотеки, посвященной началу осенних каникул, на которой Юра осмелился пригласить Таню на танец.

* * *

Бывают такие вечера – тихие, уютные, с сиреневым в оранжевую полоску небом. Они сочетаются с одиночеством и горячим глинтвейном или пахнущим мятой чаем. Таким вечером хочется укутаться в плед и жечь свечи. Свечи обязательно нужно поставить в подсвечник, глинтвейн налить в высокий бокал, а плед должен быть клетчатым, и хорошо бы еще, чтобы в доме пахло дождем. Весь день Таня бесцельно бродила по городу, выбирая тихие улочки и набережные. Они словно были созданы для неторопливых прогулок и размышлений. Особенно ей нравились Фонтанка и канал Грибоедова своим деревянным Банковским мостиком. Придя в старую дедову квартиру, Таня распахнула деревянные рамы, впуская в комнату свежесть. Вид из окон был, мягко говоря, не впечатляющий – двор-колодец он и есть двор-колодец: четыре бетонных стены с желтоглазыми окнами, чернеющее пятно арки и, если задрать голову вверх, будет виден прямоугольник неба. Зато со двора тянуло свежестью после опрокинувшегося на город дождя. Раньше Таня очень не любила мрачный дом своего деда, как и его двор и неприглядную Кадетскую линию, на которой он стоял. А теперь он ей казался милым, она нашла в нем особое очарование – этакую красоту в уродстве.

Таня заварила свежий с мятой чай, нарезала лимонный рулет, достала морошковое варенье. Поскольку чаепитие предстояло особенное, то и посуда для него должна соответствовать. Таковая нашлась – из старого бабушкиного сервиза, хранившегося на верхней полке буфета. Дед им никогда не пользовался – берег. Таня обычно пила чай из своей чашки, красивой, но заурядной – с рыжим сонно жмурящимся котом на пузатой стенке. Бабушкин же сервиз можно назвать произведением искусства. Фарфор с темно-синими жар-птицами и золотыми каемками. Таня взяла чайную пару и пиалу под варенье. Варенье упало на донышко янтарем, соблазняя своими цельными северными ягодами. Несмотря на фабричное происхождение варенья, оно у нее ассоциировалась с семейной идиллией. В дружных семьях всегда находится такая вот баночка варенья к чаю. Сначала все вместе ходят в лес за ягодами, а потом зимними вьюжными вечерами сидят за большим, уставленным выпечкой столом. Кто-нибудь из членов семьи, обычно тот, кто помладше, произносит сакраментальную фразу: «А нет ли у нас чего-нибудь сладенького? На что бабушка или мама тепло улыбаются и достают из буфета варенье, то самое, ягоды для которого они дружно собирали летом. Оно наливается в большую розетку, в которую каждый опускает свою ложку, чтобы зачерпнуть сладкую тягучую жижу. Эти ложки облизывают и снова тянут к розетке с вареньем, и никого такая антисанитария не смущает, напротив, от этого еще острее ощущается родство.

В Таниной жизни тоже имели место подобные чаепития, но очень давно, когда она была маленькой и носила цветные банты и была еще жива бабушка. Мария Емельяновна считалась главой семьи и ее ангелом-хранителем. Спокойная, мудрая, она берегла хрупкий мир в доме, поддерживала семейные традиции, сплачивала родню. Это она собирала всех за одним столом по воскресеньям, где за принятием пищи шла неспешная беседа, в которой забывались обиды, скопившиеся за неделю. С уходом Марии Емельяновны старый дом на Кадетской линии опустел и как будто стал еще более старым; без хозяйки он скрючился, как старик, доживающий свой одинокий век. Олег Федорович помрачнел и, чтобы не загнуться от тоски, с головой ушел в работу. Семья перестала собираться за большим столом, а потом и вовсе распалась.

Стряхнув грусть воспоминаний, Таня достала упаковку свечей – красные с винтовым рельефом, купленные когда-то под настроение. В этом доме свечи лежали всегда под рукой из-за того, что часто выключалось электричество. Подсвечниками не пользовались, обходились блюдцами. Таня задумалась: где может лежать у деда подсвечник? А ведь где-то он есть – она его хорошо помнила: старый, бронзовый, с фигурками танцовщиц. Бабушка натирала его тряпочкой, и он блестел в свете свечи, а Таня неотрывно смотрела на танцовщиц, и ей казалось, что они движутся. То, что подсвечник в доме, она не сомневалась, ибо дед не выбрасывал ничего. В этот вечер ей непременно захотелось, чтобы подсвечник вновь оказался на столе и чтобы, как в детстве, ожили танцовщицы…

Так как на кухне Таня делала генеральную уборку и подсвечник ей не попадался, она начала поиски с коридора. Безрезультатно порылась во всех кладовках и шкафах, добралась до забитых до отказа антресолей, но, оценив фронт работы, решила оставить их на потом и перешла к стоящим в прихожей коробкам. Без всякого энтузиазма открыла верхнюю, в которой лежало все подряд – гвозди, сильно поношенные ботинки и зачем-то – старые газеты. Содержимое второй коробки тоже не порадовало – в ней обнаружился моток марли и клей для обоев. В следующей коробке искомой вещью и не пахло – в ней лежали швейные принадлежности, которые Таня когда-то искала. Надо же было их сюда засунуть! Отличные портняжные ножницы, хоть и тяжелые, но вполне пригодные – она надрезала ими кусочек ткани. Эту коробку она отложила в сторону, чтобы потом разобрать. Идея с подсвечником улетучилась, теперь Таня просто хотела выпить чаю и без всяких церемоний навернуть рулета, а лучше добавить к нему еще чего-нибудь сытного, вроде сыра или колбасы.

Таня поела с аппетитом, не беспокоясь о фигуре, – и так была худой, а после тюремного питания превратилась в ходячий скелет. После плотного ужина потянуло в сон, благо время было уже поздним. По дороге в комнату Таня споткнулась о приготовленную к разбору коробку с рукоделием, едва удержалась на ногах. Она присела на корточки, чтобы собрать выпавшее барахло. Спутанные нитки хотелось сразу отправить на помойку, но, видимо, дедова привычка ничего не выбрасывать передалась и ей. Она сложила их в найденную там же банку из-под леденцов. Кроме ниток, из коробки выпал небольшой твердый предмет прямоугольной формы, упакованный в пластиковый пакет. Таня заглянула туда и увидела шкатулку, украшенную чеканкой. Бегущий по волнам трехмачтовый парусник, на борту смотрящий вдаль моряк. Где-то на горизонте виднеются башенки города, а на причале замерла в ожидании корабля тонкая девичья фигурка – все в точности, как рассказывал дед. Неужели?! – осенила ее догадка.

Девушка нетерпеливо подцепила пальцами тугие замочки. Они поддались не с первого раза, Таня сломала ноготь, прежде чем их открыть. Крышка плавно, как по маслу, поползла вверх: кольца, серьги, ожерелья. Она решила, что на нее нашел дурман. Потерла ладошками лицо – наваждение не исчезло, шкатулка с драгоценностями по-прежнему лежала перед ней. Драгоценности Жозефины. Но откуда? Дед так подробно о них рассказывал, что ошибки быть не может. А Виталик с Романом их хотели найти. И нашли? – Слишком много вопросов и ни одного ответа, одни лишь предположения. А дед, который мог бы прояснить ситуацию, вернется только завтра. Голова шла кругом.

Золото, проклятое золото! – вспомнила она слова деда. А если оно и правда проклятое? – испугалась Таня. Но драгоценности так призывно мерцали, что руки потянулись к ним против воли. Не в силах бороться с соблазном, Таня подошла к трюмо и стала примерять украшения. На шею легла виноградная лоза с зелеными сапфирами, руки обвили золотые браслеты, на грудь присела платиновая птица – брошь, челку заколол изумрудный гребень в виде ящерицы. Это было воплощением ее повторяющегося сна. Тане даже почудилось, что птица сейчас взмахнет крыльями, запульсирует в руках рубиновое сердце и вильнет чешуйчатым хвостом ящерица. Вместе со шкатулкой девушка переместилась на диван. Она перебирала ювелирные украшения, играя с ними, как ребенок, Таня так и уснула среди драгоценностей.