Царственная блудница - Елена Арсеньева

И тут Афоня поняла, что не ошиблась – изфехтовальной залы слышались шаги и голоса. За ней погоня. А окно открыто! Онипоймут, куда побежал злоумышленник. Нельзя медлить!

Она метнулась по галерее к окну Линара.Церемониться было некогда... Сильным ударом ноги по раме она заставила створкираспахнуться. Каким-то чудом стекла не вылетели, но шуму случилось много.

Впрочем, Афоня об этом не думала. Она вскочилавнутрь комнаты, сильным взмахом расшвыряла по комнате угли, стараясь, чтобычасть попала на письменный стол, а часть на одежду, разбросанную по стульям. Ишмыгнула в огромный платяной шкаф у стены прежде, чем проснувшийся Линар успелвысунуть голову из-за полога.

Он дико завизжал, увидев огонь, и Афоня,неплотно притворившая дверцу, уже была готова выскочить и заткнуть ему рот.Сейчас сбегутся слуги... Да, послышалась беготня по коридору и на галерее.

– Линар! – раздался задыхающийся голосГембори, и Афоня поняла, что он заглядывает в окно со стороны галереи. –Сюда! Спасайтесь! В доме пожар!

– Мою комнату подожгли! – закричалЛинар. – Кто-то бросил в окно горящие уголья и убежал!

– Убежал? – недоверчиво спросилГембори. – Вы уверены?

– Вы сумасшедший! – истерически заоралЛинар. – Не думаете же вы, что я прячу поджигателя в своем платяномшкафу?!

– Выбирайтесь отсюда! – закричалГембори. – Коридор полон дыма, лезьте сюда, на галерею!

– Я не смогу, у меня ревматизм! Моиколени... – бессвязно закричал Линар.

– Залезьте на стул и дайте руку, –вскричал Гембори. – Я помогу вам!

Линар понесся было к окну.

«А бумаги?! – чуть не вскрикнулаАфоня. – Неужели он со страху про все забудет?!»

– Моя шкатулка! – вдруг закричалЛинар. – Мои драгоценности! Мои бумаги!

– Ну так хватайте их и лезьте сюда,болван! – закричал Гембори.

– Нет, уйдите! Вы только и ждете, чтобыограбить меня! – простонал Линар. – Я уверен, что вы это нарочнозатеяли, чтобы вызнать, где я держу письмо императрицы. Да я лучше сгорю, чемотдам его вам! В нем залог моего будущего!

– Да пропади она пропадом, эта фальшивка,вместе с вами, – закричал Гембори. – У меня есть дела поважнее, чемспасать вас.

В доме царила великая суматоха. Афоняпонимала, что огонь не мог добраться до официальных покоев, до кабинетаГембори, даже до его спальни не мог. У Гарольда вряд ли хранилось что-товажное, поэтому единственно ценными документами здесь обладал только Линар, илишь ему следовало суетиться.

– Откройте, милорд! – закричал кто-то,сильно колотя в дверь со стороны коридора. – Пожар! Выходите или вылезайтев окно!

«Скорей, скорей! – мысленно вскричалаАфоня. – Еще минута – и спасатели набегут со стороны галереи вытаскиватьЛинара. И тогда мне ничего не удастся сделать!»

Дыму в комнате собиралось все больше. Бумагина письменном столе горели костром, пылала одежда, а Линар все стоял столбом,растерянно водя глазами по сторонам и изредка истерически вскрикивая.

«Скорей! Спасайтесь!» – чуть не завопила Афоняво весь голос, с трудом сдерживая кашель, и Линар словно услышал ее мысленныйпризыв. Вдруг подскочил на месте, подбежал к стене и сорвал с нее картину вмассивной, слишком громоздкой раме. Афоня не видела, что на ней нарисовано, даи неважно это было совершенно. Линар ударил картину об пол, рама развалилась. ИАфоня увидела, что из углубления внутри выпал довольно плотный, перевязаннойчерной ленточкой бумажный рулон. Линар схватил его, потом пал на пол иоткуда-то, Афоне не было видно откуда, выдвинул небольшую шкатулку, на видкожаную. Прижимая к себе шкатулку и бумаги, он ринулся к окну, потом осадилназад и замер перед шкафом. Перехватил шкатулку под мышку, потянулся открытьшкаф – и тут Афоня сильным толчком распахнула дверцы и выскочила такстремительно, что Линар отшатнулся и выронил шкатулку.

Золотые монеты, драгоценности раскатились встороны. Линар взвизгнул. Афоня резким движением выхватила у него из бессильныхпальцев рулон бумаг и одним прыжком оказалась на подоконнике.

Обернулась – Линар стоял, бессильно простираяк ней руки, на коленях среди разбросанных драгоценностей.

– Бегите, не то сгорите! – крикнулаАфоня, поддавшись припадку жалости к этому залитому слезами лицу и несчастнымглазам. В ту же секунду мощный удар сорвал дверь с петель и в комнату вбежалидвое слуг. Один держал топор, другой нес два ведра с водой. Вода вмиг былавыплеснута на стол и на горящую одежду. Тут же появился третий слуга – также сдвумя ведрами. Он поскользнулся на каком-то камне, чуть не упал, вылил воду натлеющий стол и одежду...

– Подите вон! – закричал Линар. – Несмейте ничего трогать! Ловите ее!

Афоня поняла, что пора уносить ноги. Онаперескочила с подоконника на галерейку – и замерла оттого, что в грудь ееуткнулся пистолет.

– Я так и знал, – хладнокровно сказалГембори. – Я так и знал, что это поджог... Спасибо, что добыли бумагиЛинара. Давайте их, быстро.

Афоня попятилась, пряча руки за спину. Еслиона кинется через перила, Гембори подстрелит ее влет, как птицу, и бумагидостанутся ему. Ударить его ногой? Пуля быстрей...

От потрясения, от осознания того, что всепропало, что она только сыграла на руку врагу, девушка видела все вокруг словнобы замедленно, ненатурально. Растерянно огляделась... и не сразу повериласвоим глазам, увидев три фигуры, которые, таясь за деревьями, пробирались черезсад. На них никто не обращал внимания в суматохе, охватившей дом.

– Афоня! – раздался знакомый голос, исердце девушки вздрогнуло от счастья. Она распрощалась с ним навеки, онарешила, что добудет бумаги, уничтожит их – и простится с жизнью, потому чтожить ей было больше незачем и нечем после того, как он, среди поцелуев иобъятий, назвал ее Лизонькой. И вдруг... Он пришел! Он зовет ее! Он сказалАфоня!

Девушка рванулась к перилам, забыв о Гембори,но Гембори не забыл о ней. Он выстрелил как раз в тот миг, когда она спрыгнулас галерейки, и Бекетов, д’Эон и Шубин, замершие внизу, видели, как широкораскинула Афоня руки, словно это были крылья, и она пыталась поймать имивоздух, удержаться в полете... Это произошло в тот миг, когда пуля вошла в еетело, а потом они увидели фонтан крови, брызнувший из ее груди... пулявырвалась на волю, руки-крылья упали, и Афоня тяжело грянулась наземь.

Она умерла еще в полете, и пальцы ее,сжимавшие бумажный свиток, бессильно разжались.