Мертвое море - Тим Каррэн

Мое состояние ухудшилось. Я передвигаюсь и живу благодаря одной силе воли. Не ел уже несколько дней, кожа стала настолько чувствительной, будто ее натерли каменной солью. Меня регулярно рвет кровью. Нас осталось от силы человек двадцать.

Апрель 1918(?)

Я очень слаб. Мне всюду мерещатся приметы и предзнаменования. Я не видел никого уже несколько дней. Или недель? Из тумана доносятся звуки, похожие на крики миллиона птиц или жужжание ос или пчел. Я не обращаю внимания на скрежет за дверью, на жуткие, сморщенные, белые лица, заглядывающие в иллюминаторы. Над туманом поднялась огромная круглая луна цвета свежей крови и окрасила палубы и надстройки в красный. Чувствую родство с порождениями призрачного тумана и моря. Несмотря на всю свою чуждость, они живые, из плоти и крови. Чувствую, что крики и жужжание вокруг нематериальны в моем понимании мира. Это бесплотный голод, злобное сознание, которое кормится костями и душами людей, растет, как паук, на человеческих страданиях и ужасе. Я должен закончить запись, прежде чем спрячусь.

Не уверен, но я, должно быть, один. Я зажимаю уши, чтобы не слышать то, что преследует корабль, кричит, смеется и зовет меня. Голодный, безликий кошмар.

Проклят. Я, должно быть, проклят. Оно приближается, я чувствую исходящие от него жар и холод. Оно скользит, шипит и заполняет мой мозг лихорадкой. О, холодный, жгучий свет. Ледяные кристаллические глаза космического огня.

Жужжание. Жужжание.

На этом записи «Циклопа» обрывались, но для Фабрини и Кука этого было более чем достаточно: то, о чем они догадывались, что чувствовали, на что намекал сошедший с ума Крайчек, было описано в лихорадочных, зловещих подробностях лейтенантом Форбсом, человеком, умершим девяносто лет назад. Прочитанное ужасало, это были мысли человека, что тянется к ним из могилы.

Фабрини захлопнул журнал с такой силой, что Кук подпрыгнул на месте.

— Мне это дерьмо не нужно, ясно? — хриплым, скрипучим голосом сказал он, белый как мел. — Не верю я в это дерьмо, Кук. И не говори мне, что моряк просто спятил, потому что я лучше знаю. И ты тоже. О Господи Иисусе, Кук, я здесь не выдержу. Во мне как будто что-то ломается, и я не знаю, что делать…

Он едва сдерживал слезы. Кук обнял его, и физический контакт с другим живым человеком, казалось, слегка его успокоил.

— Остынь, — сказал Кук. — Это дерьмо случилось почти сто лет назад.

Фабрини тяжело дышал.

— И это случится снова.

— Фабрини, послушай…

Но он не хотел слушать.

— Оно там, Кук, то, что их убило. Мы ведь его почувствовали. — В мерцающем свете лампы лицо Фабрини казалось зловещим. — И очень скоро снова почувствуем. И знаешь что?

Кук покачал головой.

Фабрини облизнул губы и попытался сглотнуть.

— Мне страшно до дрожи в поджилках, как и тебе.

Пока Фабрини и Кук отсутствовали, Сакс использовал все доступные аргументы, чтобы заставить Крайчека его развязать, но ни один из них не сработал. Менхаус уснул в носовой части, оставив их с Крайчеком наедине. Матрос наблюдал за Саксом и молча выслушивал его доводы: казалось, положение бригадира его забавляет.

Через полчаса уговоров Сакс перешел к угрозам: стал описывать, как убьет их, когда освободит руки. Через сорок пять минут он впал в мрачное, каменное молчание. Крайчек продолжал сверлить его безумными глазами. Менхаус не обращал на него внимания. Гробовая тишина буквально разъедала Сакса. Помимо таинственного гула, иногда доносящегося издалека, шуршания водорослей и редких приглушенных всплесков в тумане, не было ни звука, лишь тишина, таинственная и бесконечная.

А еще похрапывание Менхауса.

— Чувствуешь, Сакс? — наконец сказал Крайчек. — Чувствуешь, что оно ждет нас?

— Хватит капать на мозги, Крайчек. Ты мне уже надоел, — огрызнулся Сакс.

Матрос ухмыльнулся:

— Оно становится сильнее. Я это чувствую, как и ты. Оно приближается. Нас относит все ближе к его черному сердцу.

— Мы застряли в водорослях, придурок, и нас никуда не относит.

— Однако нас притягивает все ближе. Ближе к тем зубам, глазам и холодному, жадному разуму. Ты чувствуешь его, Сакс? Чувствуешь, как оно пытается проникнуть в тебя? Потому что оно все время это делает. — Крайчек перевел взгляд на туман, потом вновь посмотрел на Сакса. — Иногда… иногда оно так близко, что его можно потрогать, но оно всегда скребется о мой мозг, пытается в него проникнуть.

Все это время Менхаус безмятежно спал.

Сакс невесело рассмеялся:

— Когда оно заберется тебе в голову, найдет одну сплошную пустоту.

— Оно уже в тебе, Сакс? То существо? Оно уже в тебе?

— Заткни хлебало, — прошипел Сакс.

Ему хотелось освободить руки и утопить Крайчека в море боли, однако он еще не решил, задушит ли ублюдка или просто выдавит матросу глаза. Крайчеку это в любом случае не понравится.

Внезапно матрос обхватил голову руками, и из тумана на краткий миг снова донеслось странное гудение.

— Господи, оно думает о нас, Сакс, я это чувствую. Оно знает, что мы ощущаем и видим, оно может читать наши мысли.

По коже Сакса пробежали ледяные мурашки.

— Читает мои мысли? Пусть прочитает мои мысли, мать его. Эй! Ты там! Прочитай мои мысли! Давай же, тебе не понравится, что я думаю!

Это была бравада, не более того: внутри у Сакса все сжалось от холода и ему захотелось кричать. Он считал, что дьявол был очередной фантазией больного сознания Крайчека, но все же ощущал в голове легкий шорох сомнений, похожий на шуршание крыльев мотылька.

Две минуты спустя он уверил себя, что ему померещилось.

— Ушло, оно ушло, Сакс, — проговорил Крайчек, покусывая костяшки правой руки. — Но оно вернется, может быть… может быть, оно уже забрало Фабрини и Кука. Может быть, это уже случилось.

— Они вернутся, — без особой уверенности сказал Сакс. — Конечно, вернутся. Когда… когда Куку надоест тереть яйцами по подбородку Фабрини, они вернутся.

Крайчек покачал головой:

— А может, и нет. Может, мы уже одни: только ты и я, Сакс. Ну, еще Менхаус.

— Тогда мне чертовски повезло.

Крайчек рассмеялся, но это был безумный смешок, скрип ножа по стеклу.

— Если они не вернутся, интересно, мне просто интересно, кого из нас существо заберет первым: меня или тебя? Может, оно просто хочет одного из нас. — Глаза Крайчека засверкали. — Ага, может, оно хочет жертвоприношения, Сакс. Человеческого жертвоприношения. Если оно этого хочет, может, дать ему? Я как раз знаю парня, который уже связан…

Когда Гослинг сменил на посту Сольца, у того был странный, рассеянный вид: глаза затуманены, взгляд отрешен, словно Сольц заблудился в далеких, незримых и недоступных мирах.