Драконова Академия. Книга 1 - Марина Индиви

– Разумеется, о тебе, Ленор, – снисходительно поясняет он.

Вот прямо сейчас мне стало все понятно.

– Я рассказал, почему решил сделать тебе предложение, – неожиданно произносит Люциан. – И о том, какие у меня дальнейшие планы. В том числе, когда именно мы поженимся.

Я бы уронила вилку, но она прочно воткнулась в слипшуюся двойную гренку.

Он прямо сейчас это прямо серьезно, да? Какой поженимся? Мы два с половиной дня друг друга знаем! Ну ладно, около недели, но это что, меняет дело? У них тут в порядке вещей обсуждать свадьбу через два дня после знакомства? Хорошо, через почти неделю со дня помолвки.

Я запиваю эмоции «компотиком», который на поверку оказывается действительно компотиком: по крайней мере, вкус у него такой же. Ну хоть вишня в этом мире вишня, и на том спасибо! Это немного успокаивает, это, а еще мысль о том, что Люциан наверняка навешал дяде на уши лапши, чтобы тот от него отстал. Если архимаг Равен так стремится выдать Ленор за драконьего принца, то нам как минимум нужно поддерживать легенду, чтобы нам разрешили встречаться. Вот он и заговорил про брак. Только поэтому, Ленор.

Только поэтому!

Такие мысли немного успокаивают, правда, уже в следующий миг меня подбрасывает: я что, назвала себя Ленор?!

– Значит, на следующей неделе у вас начинаются занятия по темной магии, – произносит дядя.

– Да, ректор Эстре и учебный совет решили, что стоит включить ее в общую программу. Так что мы принимаем участие в своеобразном эксперименте и будем первыми, кто узнает азы магии темных.

– Не считаю это верным, – нас с Максом продолжают не замечать, такое ощущение, что убери нас, никто и не заметит, – темная магия слишком опасна, чтобы раскрывать ее адептам. Даже азы. Не говоря уже о том, что применить ее все равно никто не сможет: она в Даррании под запретом.

– Не для всех, – нож Люциана со скрежетом взрезает тарелку.

– Я не имел в виду вашего брата, тэрн-ар. У него свои обстоятельства.

– Я тоже не имел в виду своего брата, – хмыкает принц.

Дядя понимающе кивает.

– Валентайн Альгор.

– Да.

– Что ж, у Керуана были свои резоны принять такое решение. Как нам всем известно, темная магия спасла ему жизнь.

– Она же ее чуть не отняла, – Люциан резко осекается, но уже поздно.

Над столом снова повисает тишина, только на этот раз совершенно другого плана. Макс сжимает приборы в руках так, что металлу не грозит разломиться пополам исключительно благодаря природным свойствам. Что касается архимага, он просто глубоко вздыхает.

– Да. К сожалению, этот прискорбный факт омрачил не только историю Даррании, но и историю семьи моего ближайшего друга. Я живу с этим клеймом и с этой мыслью все годы с того страшного дня.

У меня неожиданно встает ком в горле. Его там не должно быть, но он встает. Я откладываю приборы и поднимаюсь.

– Ленор, – архимаг Равен смотрит на меня в упор. – Садись. Немедленно.

– Я не голодна, – говорю я.

Удивляться своей реакции уже поздно. Наверное, стоит принять, что она просто есть, и что слова Люциана задели меня гораздо сильнее, чем должны бы. Принц поворачивается ко мне, и я отступаю на несколько шагов.

– Ленор, немедленно вернись за стол, – цедит дядя.

Это уже не просьба, и даже не приказ, как было несколько мгновений назад. Это команда. Как какой-то собаке.

– Меня там не было, – говорю я. – Когда все произошло.

Сначала смотрю на дядю, потом – перевожу взгляд на Люциана.

– Но речь идет о моих родителях. И, что бы ни случилось, они останутся моими родителями. Моими матерью и отцом, поэтому свои разочарования, – это уже снова дяде, – можете оставить при себе. По крайней мере, в моем присутствии.

Третья немая сцена становится для меня последней. Потому что под изумленным неверящим взглядом Макса я разворачиваюсь и выхожу. Дверью не хлопаю, но и не прикрываю ее еле слышно, она с легким стуком отрезает меня от «милого семейного ужина». Сейчас уже даже я не могу сказать, что на меня нашло: тем не менее я поднимаюсь, ухожу в свою комнату. Там забираюсь на подоконник и сижу, подтянув к себе ноги, пока не раздается стук в дверь.

Отвечать мне не хочется, но дверь распахивается, и в комнату вваливается брат.

– Не знаю, что это было, Ленка, но это было круто! – говорит он. – Просто хотел тебе сказать, чтобы ты знала. Хитара там чуть на драконьи пучки не порвало, поэтому реально лучше посиди здесь. До завтра он точно перебесится.

Я киваю, а Макс неожиданно подмигивает мне и уходит.

Я снова остаюсь одна, сижу и смотрю, как сгущающиеся сумерки приглушают краски, мягко погружая город в осеннюю ночь. У меня даже мыслей почти нет – только о женщине и о мужчине, которые подарили Ленор жизнь. Которые любили друг друга. И которые были преданы забвению за то, чего в своей жизни не совершали.

Почему-то я это знаю.

Почему-то именно сейчас отчетливо звучит в сознании голос Эвиль, или, точнее, мамы Ленор: «Подарок, который мы с твоим отцом выбирали для Керуана, лежал в моей сумочке. Я могу поклясться всем, что мне дорого, что в нем не было ни капли темной магии, а тем более такой темной магии, которая почти досуха выпила его силы».

Вздыхаю. Сцепляю руки на коленях и думаю о том, что Люциан как минимум мог бы ко мне заглянуть и сказать, что не это имел в виду.

Потом решительно стряхиваю с себя эту мысль, а себя – с подоконника. И иду в ванную.

– Я знал, что ты придешь, не-Ленор, – Валентайн Альгор стоит у окна, вот только на этот раз за окном его кабинета в магистрериуме темно, а свет фонарей напоминает размытые кляксы света. Эти кляксы – единственное, что освещает не только парк снаружи, но и его кабинет внутри. Из-за этого скулы темного обозначены четче, а взгляд кажется настолько глубоким, что смотреться в него опасно.

– Ты сказал, что нашел Соню, – собственный голос я не узнаю.

Он глухой, какой-то чужой, а еще – незнакомо-низкий.

– Да, но перед этим я сказал тебе кое-что еще. Это ты тоже помнишь?

Взгляд входит в меня резко, и от этого на мгновение становится нечем дышать. Тело помнит каждое прикосновение, которое я хочу забыть, но понимаю, что забыть не могу. Они отпечатались на мне, как клеймо. Как множество темных печатей, снять которые никому не под силу. Только мне. Но я, кажется…

– Ты помнишь, что еще я сказал, не-Ленор? – голос Валентайна становится резче, и меня прошивает сначала холодом, затем – пламенем. Этот мужчина превращает меня в оголенный нерв, или даже хуже – я вся становлюсь памятью наших встреч, и эти встречи накладываются одна на другую, сплавляются воедино, превращая меня в сгусток чувственных ощущений и воспоминаний, сводящих с ума.