Ультиматум Борна - Роберт Ладлэм

– Не впутывайся в это, братишка, я сам со всем разберусь.

— Дэвид, ты не сможешь, ведь я это сделал. Я их убил!

— Я сказал, не лезь.

— Я просил помочь, а не заменить меня!

— Видишь ли, я и есть ты. Я бы поступил точно так же, и это делает тебя мной в моих глазах.

— Ты с ума сошел!

— Без этого никак. Когда-нибудь я научу тебя убивать чисто, без следов. А пока слушайся адвокатов.

— А если они проиграют дело?

— Я вытащу тебя. Я тебя вытащу.

— Как?

— Снова буду убивать.

— Я не могу тебе поверить! Учитель, ученый — я не верю тебе, я не хочу тебе верить — ты муж моей сестры.

— Ну и не верь мне, Джонни. Забудь все, что я тебе сказал, и никогда не рассказывай сестре о нашем разговоре.

— Это сейчас говорит та другая личность в тебе, не так ли?

— Ты очень дорог Мари.

— Это не ответ! Здесь, сейчас — ты ведь Борн, ведь так? Джейсон Борн!

— Джонни, мы больше никогда не будем возвращаться к этой теме. Ты меня понял?

Нет, он не понял, думал Сен-Жак, когда порывы ветра и вспышки молнии, казалось, окутали судно. Даже когда Мари и Дэвид сыграли на его слабых струнах и предложили ему построить новую жизнь на островах. Вкладывай деньги, сказали они; построй нам дом, а потом посмотрим, захочешь ли ты оттуда уезжать. Мы будем поддерживать тебя, насколько это возможно. Зачем они это сделали? Зачем?

Это сделали не «они», это сделал «он». Джейсон Борн.

Джонни Сен-Жак понял это сегодня утром, когда поднял трубку около бассейна и услышал от местного пилота, что кто-то в аэропорту интересовался женщиной с двумя детьми.

Когда-нибудь я научу тебя убивать чисто, без следов . — Джейсон Борн.

Огни! Он увидел огни на пляже Транквилити. До берега оставалось меньше мили!

Дождь лил в лицо старого француза, порывы ветра валили с ног, пока он шел по дорожке к четырнадцатой вилле. Он прятал голову от дождя, щурился, вытирал лицо левой рукой; правая сжимала оружие, пистолет, казавшийся больших размеров из-за цилиндра с отверстием — глушителя. Он держал пистолет за спиной, как делал и много лет назад, пробегая вдоль железнодорожного полотна, с динамитными шашками в одной руке и немецким «люгером» в другой, готовый бросить и то, и другое, если появится патруль нацистов.

Кто бы ни были те люди, что находились вверху по тропинке, для него они были как боши . Все были как боши! Довольно он прислуживал другим. Его жены больше не было; он теперь принадлежит сам себе, потому что ему остались только собственные решения, его собственные чувства , его личное понимание того, что правильно, а что нет… Так вот Шакал был не прав! Апостол Карлоса мог понять необходимость убийства женщины; это понятно, это его долг, но только не детей, не говоря уже о пытках. Это было против Бога, а он и его жена скоро предстанут перед Ним; должны же быть какие-то смягчающие обстоятельства?

Остановить ангела смерти! Что она собиралась делать? Что это за пожар , о котором она говорила?.. Тут он увидел его — огромные языки пламени за оградой виллы номер четырнадцать. В окне! Том самом окне, за которым должна была находиться спальня этого шикарного розового дома.

Фонтейн дошел до мощеной дорожки, которая вела к парадному входу, удар молнии сотряс под ним землю. Он упал, потом поднялся на четвереньки, подполз к розовой веранде, ее мигающий верхний свет падал на дверь. Расшатать или выломать запор не представлялось возможным, поэтому он поднял пистолет, два раза спустил курок и прострелил замок. Поднялся на ноги и вошел внутрь.

Внутри что-то происходило. Из-за двери главной спальни хозяина доносились крики. Старик француз бросился туда, ноги не слушались его, пистолет дергался в правой руке. Собрав все оставшиеся силы, он выбил дверь и увидел сцену, достойную преисподней.

Сиделка, держа стальной хваткой голову старика, пыталась опустить свою жертву в бушующее керосиновое пламя на полу.

Arretez! — закричал человек по имени Жан-Пьер Фонтейн. — Assez! Maintenant![22]

Сквозь колышущееся, распространяющееся во все стороны пламя прозвучали выстрелы, и два тела рухнули на пол.

Огни пляжа Транквилити приближались, а Джон Сен-Жак все кричал в микрофон: «Это я! Это Сент-Джей! Не стреляйте! »

Несмотря на это, обтекаемый серебристый патрульный катер был встречен стаккато выстрелов из автоматического оружия. Сен-Жак упал на палубу и продолжал кричать.

— Это я — я причаливаю! Прекратите огонь, черт возьми!

— Это вы, mon? — раздался из радио неуверенный голос.

— Ты хочешь получить зарплату на следующей неделе?

— Конечно, мистер Сент-Джей.

Громкоговорители на пляже на время заглушили ветер и гром с Бас-Тер.

— Все на пляже, прекратите стрелять! Это своя лодка, mon! Это наш босс- mon , мистер Сент-Джей!

Катер выскочил из воды на темный пляж, двигатели взревели, винты зарылись в песок, заостренный корпус смялся, не выдержав натиска. Сен-Жак распрямился из позы эмбриона и перемахнул через планшир.

– Двадцатая вилла! — заорал он, продвигаясь под дождем по пляжу к каменным ступеням, ведущим к дорожке. — Вы все, быстро туда!

Он бежал по мокрой от дождя лестнице, и неожиданно вздрогнул. Ему показалось, что все его естество взорвалась на тысячи горящих осколков. Выстрелы! Один за другим. В восточной части аллеи! Его ноги работали все быстрее и быстрее, перескакивая через две, а то и три ступени за раз; он добрался до дороги и как одержимый понесся к вилле номер двадцать, в замешательстве оглянулся направо, и это только усилило его опасения. Люди — мужчины и женщины из его служащих — столпились около входа в четырнадцатую виллу!.. А кто там живет?.. Господи, судья!

Его легкие не српавлялись, мускулы и сухожилия ног были готовы порваться, когда Сен-Жак добежал до дома сестры. Он проломился сквозь ворота, подбежал к двери, бросился на нее, выбил и влетел внутрь. Его глаза расширились вначале от ужаса, а потом от невыразимой боли, и он с криком рухнул на колени. На белой стене с убийственной четкостью темно-красным были написаны слова:

Джейсон Борн, брат Шакала.

– Джонни! Джонни, прекрати! — голос сестры ворвался в его уши, она обвила его голову одной рукой, вторую протянула над ним, схватив за волосы, и едва не выдернула их из головы.