Его женщина - Мария Метлицкая

Мама повернулась ко мне с совершенно спокойным лицом и погладила меня по голове:

– Что ты, девочка? Что ты? Все будет хорошо, доченька! Мы же с тобой вместе, да? Мы вместе, родная!

Отца я тогда возненавидела. Поначалу он звонил мне и просил о встрече. Я швыряла трубку. Однажды он подкараулил меня у школы – я бросилась бежать. Он написал мне несколько писем, а я, не прочитав, тут же их порвала.

Потом все затихло – видимо, он успокоился.

Я ни разу не видела маму плачущей, ни разу. Но она словно застыла. Нет, она жила в прежнем ритме – ходила на работу, готовила обед, гладила и убирала квартиру. Но с тех пор моя хохотушка мама ни разу не засмеялась.

Спустя семь лет мы узнали, что у отца родился тяжело больной ребенок. Кажется, там был тяжелый ДЦП – мальчик не ходил, не говорил, не держал ложку. Словом, был абсолютным овощем.

Я, человек мягкий и незлой, демонически расхохоталась:

– Так им и надо, гадам! Отцу и его зайке! И поделом!

Мама посмотрела на меня с тихим ужасом:

– Господи, Марина! Как же ты можешь? При чем тут ребенок? Немедленно замолчи! Я и подумать не могла, что ты на такое способна!

Бедная моя мама. Она так и не устроила жизнь. Мне кажется, что она и не подумала об этом ни разу. А было ей тогда тридцать шесть.

После разговора с мамой я позвонила Инге, своей приятельнице.

Я отлично понимала, как сложится разговор, и мне было необходимо, чтобы кто-то меня поддержал. Порадовался за меня. В конце концов, позавидовал мне!

Конечно, все сложилось именно так, как я предполагала. Выслушав меня, Инга сухо спросила:

– Я так понимаю, тебя можно поздравить?

Я глупо хихикнула:

– А я еще согласие не дала!

– А, поняла! – протянула подруга. – Выпендриваешься? Ну-ну! Смотри, не довыпендривайся, дорогая! Такие мужики на дороге не валяются!

Я что-то залепетала в ответ, что-то невероятно глупое, вроде того, что невеста имеет право, так положено и вообще пусть подергается.

– Понятно, – коротко ответила Инга. – Ну раз положено… А тебе не кажется, что в нашем возрасте это выглядит по меньшей мере идиотизмом? Ладно, мне некогда! – оборвала она разговор. – Некогда мне выслушивать эти глупости! Все, будь здорова! Эх, не та баба попалась хорошему мужику! Обычная жизненная несправедливость! Да и ладно! Хоть одной дуре повезло в нашей паскудной бабской жизни! – И Инга бросила трубку.

Я живо представила ее лицо – красное и злое. Мне стало стыдно – ну зачем я ей позвонила? Инга права, я дура.

Нам обеим было непросто, мы многое пережили. Но я была вдовой, и меня не предавали. А ее подло предали – муж ушел к ее близкой подруге.

У меня была взрослая дочь, у Инги – два сорванца парня. У меня была мама, Инга росла с мачехой.

Бедная Инга и глупая я. Определенно со мной что-то не так.

Я слонялась по квартире, не зная, чем себя занять. Все валилось из рук. Что делать, господи? Отказать и уже навсегда остаться одной? На новую встречу и на любовь я не надеялась – смешно. Шансы мои равны нулю. Да и если – нужна ли мне новая встреча? Кажется, уже нет.

У меня оставался один день. Через сутки я должна позвонить Геннадию и дать ответ. И правильно, хватит выпендриваться, мы взрослые люди!

Кстати, в эти дни он мне не звонил. И я не расстроилась.

Я по-прежнему пребывала в сомнениях, но, как обычно бывает, мудрая жизнь все решила за нас, расставила все на места. И мне стало понятно, что нужно делать.

На следующее утро мне позвонила Ника и сообщила, что она беременна. Голос ее звучал как колокольчик.

– Мама! Я счастлива! – кричала дочь. – Я же уже не надеялась, понимаешь?

Это была хорошая – нет, прекрасная, чудесная новость!

Господи, я отмолила! Сколько лет после того аборта я вымаливала прощение! «Только бы обошлось! Только бы… Только бы моя дочь не попала в те самые три-пять процентов!» Кажется, вымолила. Меня простили. Счастье. Какое счастье, господи! Все обошлось!

Но еще и неважная новость – Никин жених потерял работу. И они, мои дети, возвращаются, то есть переезжают ко мне, потому что новые обстоятельства снимать квартиру не позволяют.

– Проживем, мам! – повторяла Ника. – Вместе же проще?

Проще. Вот это точно заблуждение. Несколько месяцев мы жили с Сережиной мамой. Прекрасная, надо сказать, была женщина. Ни одного плохого слова я про нее не скажу! Но все равно нам всем было сложно – свекровь привыкла к одному, я к другому. Готовила и убирала я не так, как надо. Нет, она ни слова не говорила, но я видела, что она недовольна. Мы забывали гасить свет в коридоре, и это ее раздражало. Я садилась за пианино, у нее начинала болеть голова. Вечером мы могли выпить вина, она поджимала губы и твердила, что мы алкоголики.

Потом мы жили у моей мамы. Это было, конечно, попроще. И все же проблемы были! Что перечислять? Опять все то же – у всех свои привычки. Я поняла одно: жить надо отдельно! Непререкаемая и непреложная истина – дети не должны жить с родителями. И как только мы съехали, отношения со всеми тут же наладились.

Мы пять лет мотались по съемным квартирам, а потом умерла Сережина мать, и мы переехали туда, к нему.

Нет, я все понимаю: это Никина жилплощадь, и она здесь прописана. Это ее полное право – вернуться домой. Это ее полное право рожать и жить с ребенком в своей, а не в съемной квартире. Все так. Я очень люблю свою дочь, и у меня никого нет дороже. Конечно, я буду обожать и своего внука или внучку, какая разница? Но своего зятя, а точнее Никиного сожителя, этого хама и дурака, я не полюблю никогда. И никогда не смогу находиться с ним в одном пространстве – ужинать и завтракать за одним столом, пользоваться одной ванной и смотреть телевизор.

Я себя знаю. Меня можно осуждать, презирать, ненавидеть. Но это так, и никак иначе. А моя дочь пусть живет с ним и будет счастлива, если получится быть счастливой с этим жлобом и бездельником. Конечно, я желала бы ей другой участи. Но это ее выбор. И мне остается только смириться.

И еще одно – я поняла, как мне поступать. Я не должна мешать молодым. Я не должна раздражаться, видя их вместе. И я ухожу.

Я сказала Нике, что выхожу замуж за Геннадия Валерьевича и переезжаю к нему. Надо сказать, что моя дочь страшно обрадовалась, просто скрыть свою радость не смогла – так ее распирало. Ну что ж, ее можно понять. Ника не дура – она все понимала, хорошо представляла, во что превратится наша совместная жизнь.

Через час я позвонила Геннадию и задала один вопрос:

– Куда мы едем в свадебное путешествие?

Молчание и очень взволнованный голос:

– Куда и когда, решать, Марина, тебе! Я согласен на все.

– Ну, я подумаю, – пококетничала я.