Худшее из зол - Мартин Уэйтс

Джамал открыл глаза, потянулся.

Вчера он просто вырубился. Ничего удивительного после дозы крэка, которую он выкурил.

Выскочив из квартиры Кэролайн, он отправился в знакомое место, к старой БМВ. Больше идти было некуда. Несколько раз звонил Донован, но он решил, что перезванивать опасно. Он боялся, что после гибели Сая за ним будет охотиться полиция. Вот почему эта развалюха была самым безопасным пристанищем.

Он чувствовал себя ужасно. Наверное, и выглядел не лучше. Вместо недолгой вчерашней эйфории после крэка наступила знакомая черная пустота. Ну сколько можно! Что за напасть! Почти не осталось денег из тех, что он прикарманил в спальне Отца Джека. Часть улетучилась вместе с дымом сигарет, другую часть забрала шайка подростков, которые сначала продали ему крэк, а потом повалили на землю и обшарили карманы. Да еще отметелили, обзывая черномазым. Забрали деньги и смылись. Самое страшное — он не знал, что делать, как поступить. Даже в машине теперь спать опасно.

Он встал, снова потянулся.

Черная дыра, но не только потому, что закончилось действие крэка.

Нужны деньги. Чего проще позвонить Доновану — пусть все уладит. Можно заставить его сдержать обещание. Но это огромный риск. Придется заработать.

Тело ломило. Вздыхая, он завернулся в свою потерявшую всякий шик куртку и с тяжелым сердцем отправился по мосту в Ньюкасл, решив искать такие места, где могут понадобиться его услуги.

Донован точно знал, что видит сон, но от этого не становилось легче.

Он снова в огромном магазине. С Дэвидом. Вокруг них волнуется серое одноцветье бескрайнего людского моря.

Он знал, что произойдет дальше.

Тот же сон. Возвращается снова и снова.

Вот он здесь — и снова нет.

Здесь — и снова нет.

Толпа перестает двигаться, из подвижного моря превращается в густую, неповоротливую массу.

Потом сон изменился.

Холодно, изо рта с каждым выдохом поднимается пар. Одноцветная толпа становится серебристо-серой. Толпа расступается, и он видит Марию. Она стоит, завернутая в простыню — ту, которой была накрыта в морге, — болезненно-бледная кожа, черно-сине-серая масса вместо шеи.

— Мария… — он слышит собственный голос.

Она смотрит на него пустыми, безжизненными глазами и молчит.

— Прошу тебя, — снова его голос, — возвращайся. Я хочу, чтобы ты вернулась…

Рядом с ней оказывается Дэвид. Они стоят близко-близко, как мать и сын. У него такая же бледная кожа и такие же пустые глаза.

— Нет… — Донован трясет головой.

— Будущее, — вдруг произносит Мария.

Донован хочет к ним подойти, но не может двинуться. Дэвид поднимает руку, и, как обычно бывает во сне, место действия снова меняется.

Дом Отца Джека. Толпа позади Марии и Дэвида поворачивается и смотрит на Донована. В глазах — жестокость, угроза, желание причинить боль. Дэвид указывает на него пальцем:

— Он теряет детей… Взять его…

И толпа идет прямо на него. Он не может пошевелиться, не пытается защищаться, не бежит. На него наваливается орущая масса тел, тычет в него кулаками, пинает, кусается, царапается.

Его валят на пол.

Он не сопротивляется.

Покоряется судьбе.

Донован проснулся оттого, что ему не хватало воздуха.

Во рту будто что-то мешало. Он закашлялся.

Лег на спину, глубоко дыша. По телу градом катился пот, он отбросил одеяло. Открыл глаза.

Сквозь тяжелые занавески пробивался рассвет. Тонкие светлые лучики прокрадывались в номер, усиливая тени, куда могли спрятаться призраки из его сна. Он лежал не двигаясь. Становилось светлее, день вступал в свои права. Призраки отступили. Назад, в тень.

Назад, в его душу.

Он через силу встал, пошел в ванную, почистил зубы, умылся. Тело ныло, болела голова. Организм жаждал отдыха, которого сон так и не принес.

Встал под сильную струю в душе. Вода набросилась на кожу водопадом горячих игл.

Он вспоминал события вчерашнего дня и собирался с силами, готовя себя к следующему шагу.

В «Геральде» пообещали переслать по электронной почте всю имеющуюся у них информацию о Колине Хантли. Ноутбук стоял на столе, подключенный к гостиничному интернету.

Нужно было ждать. Он оглянулся. Вздохнул. В номере находиться невыносимо. Он не может сесть за стол, не может сконцентрироваться.

На полу возле спортивной сумки валяется футболка. Там, где он ее бросил в субботу вечером, когда они с Марией поспешно срывали с себя одежду.

Нахлынули тяжелые чувства: глубокая печаль, гнев, ощущение полного одиночества. Он подхватил футболку, быстро-быстро скомкал ее и что есть силы швырнул в сторону. Она мягко шлепнулась о стену, заскользила вниз и мятой кучкой приземлилась на неубранную кровать.

Израсходовав все силы на бросок, он рухнул рядом и обнял кусок материи, который хранил ее запах, словно таким образом мог вернуть ее к жизни.

Он вдыхал запах ее духов… чувствовал ее кожу…

Еще раз вдохнул…

Почувствовал на щеке ее легкое дыхание…

И еще…

По телу побежали ее пальчики…

Он открыл глаза.

И, кроме того, что он лежит в полном одиночестве, не почувствовал ничего.

Он зарылся лицом в футболку, не в силах сдерживать слезы.

Плечи затряслись от рыданий.

Через некоторое время волна горя слегка отпустила. Он встал.

Голова кружилась, все вокруг было как в тумане. Желудок скрутило так, словно там шевелился клубок змей.

Он посмотрел на сумку. Оттуда торчало дуло револьвера и как будто подмигивало.

Искушало.

Можно подойти, взять его в руки, крутануть барабан и…

Нет, нельзя. Это не выход.

Зазвонил мобильный.

Он вздрогнул от неожиданности. Рассердился, но в глубине души почувствовал благодарность. Звонила Пета.

— Джо… — Она с трудом подбирала слова. — Я только что разговаривала с Дэйвом Болландом. Он рассказал мне о Марии…

— Да, — сказал Донован тихо, — она умерла.

Он до сих пор не мог поверить в то, что говорит. Повторил:

— Да, умерла…

Снова нахлынули слезы. Пета напряженно молчала, ожидая, когда он справится с собой.

— Может, я могу что-то для вас сделать? — наконец отважилась она. — Я или Амар — мы готовы. Что угодно. Только скажите…