Мехлис. Тень вождя - Юрий Рубцов

Автору довелось несколько раз встречаться с уже упоминавшимся отставным генералом Бурцевым. В ходе одной из бесед Михаил Иванович рассказал о реакции Мехлиса на доставленные в числе трофейных материалов игральные карты с порнографическими изображениями. Мехлису вздумалось придать этому политическое значение как факту, якобы свидетельствующему о моральном разложении армии противника. Он распорядился подготовить листовки под заголовком «Как Гитлер разлагает свою армию». Бюро категорически возразило: мол, для буржуазной армии это — привычный образ времяпрепровождения, игра, развлечение, и потому политического значения использованию порнографии придавать нельзя. Этот вывод подтвердил и опрос военнопленных немцев в Красногорском лагере.

«Мехлис, однако, ни к кому не прислушался, — рассказывал Бурцев, — и листовки увидели свет. Целых 11 млн экземпляров тираж. Уже при его преемнике Щербакове мы срочно изымали оставшиеся на фронтах запасы этих листовок и уничтожали».

Авторитетов для Льва Захаровича не существовало. Небольшая история, связанная с генеральным секретарем Союза писателей Александром Фадеевым, подтверждает, что прямолинейность, категоричность нередко возводились им в достоинство. 11 ноября 1941 года он телеграфировал находившемуся в Куйбышеве Фадееву: «Армия нуждается в сборнике очерков и рассказов, посвященных Великой Отечественной войне. Идет пятый месяц войны, но за это дело не взялись. Прошу вас организовать писателей, подготовить в месячный срок один сборник художественных произведений, а затем работать в этом направлении систематически. То же сделать и по линии поэтов».

Судя по всему, деловой реакции не последовало, да пожалуй, и не могло последовать. Из личного письма Фадеева Сталину и еще двум секретарям ЦК A.A. Андрееву и A.C. Щербакову видно, в какой тягостной моральной обстановке оказался генеральный секретарь Союза писателей: в кругах литераторов широко муссировались слухи о его паническом бегстве из Москвы, дабы укрыться в тылу. Каково было вынести такие обвинения человеку, прошедшему еще в Гражданскую войну путь от рядового бойца до комиссара бригады, участнику штурма Кронштадта, дважды раненому! Поэтому он, входивший в номенклатуру ЦК, обращается с просьбой отпустить его на фронт в качестве корреспондента или политработника.

Получив от Александра Александровича копию этого письма, Мехлис отреагировал со свойственной ему прямолинейностью. Начальник ГлавПУ, если помнит читатель, еще до войны подметил в авторе «Разгрома» стремление нажить капитал на былых заслугах. С похожим явлением, как ему показалось, он столкнулся и сейчас. 13 декабря он телеграфировал находившемуся в Куйбышеве Андрееву: «Писатель Фадеев прислал телеграмму с просьбой посодействовать перед ЦК ВКП(б) о направлении его на фронт в качестве корреспондента. Как будто ему кто-то мешает. Прошу вас передать Фадеева на несколько месяцев в распоряжение ГлавПУ РККА, и мы заставим его обслуживать армию художественным словом».[118] Прагматичному подходу к литературе и писателям Мехлис, как видим, с годами не изменил. Вопрос, в конце концов, был разрешен усилиями секретаря ЦК Щербакова, который дал указание использовать Фадеева на дальнейшей работе в Союзе писателей и поручить ему организацию новой газеты «Литература и искусство».

Лев Захарович брался за многие дела. Но нельзя объять необъятное — эта истина подтверждается и на его примере. Попытки совмещать выполнение обязанностей сразу по нескольким ответственным должностям оборачивались формальным исполнением таких обязанностей, а то и провалами.

Так, в августе 1941 года он вошел в состав комиссии под председательством Н. М. Шверника по освобождению и отсрочкам от призыва по мобилизации. В сентябре (вместе с Микояном, Шапошниковым, Маленковым и другими) — в комиссию, которая должна была выявить истинную численность армии и определить, кому какие положены пайки.

На первых порах Мехлису отводилась немалая роль и в организации партизанского движения. В июле 1941 года вместе с Маленковым и секретарем ЦК КП(б) Белоруссии П. К. Пономаренко он вошел в состав созданной постановлением ЦК ВКП(б) комиссии по руководству подпольными партийными организациями и «насаждению» их в тылу противника. Непосредственное руководство партизанским движением возлагалось на военные советы и политорганы фронтов. Уже 16 июля Мехлис отдал директиву своим подчиненным на Северном, Северо-Западном, Западном, Юго-Западном и Южном фронтах «принимать активное участие в отборе людей и создании диверсионных групп и партизанских отрядов. Оказывать всемерную помощь обкомам и ЦК компартий союзных республик в вооружении этих групп и отрядов».

Военные советы и политорганы фронтов, согласно другой директиве начальника ГлавПУ от 19 августа 1941 года, должны были немедленно укомплектовать отделы по политической работе среди населения и войск Красной Армии, действовавших на оккупированной территории. Им вменялось в обязанность установить и поддерживать надежную связь с партийными и советскими органами в тылу врага, посылать туда своих представителей с руководящими функциями, издавать и распространять газеты и специальную литературу.

Наш герой занимался не только политическими аспектами партизанского и диверсионного движения в тылу противника. Так, в ноябре 1941 года он обобщал опыт организации на Северо-Западном фронте групп охотников, или истребительных отрядов. В условиях лесисто-болотистой местности они, составленные из физически хорошо подготовленных бойцов и имевшие на вооружении легкое стрелковое оружие, гранаты и мины, умело проникали в тыл врага и успешно действовали на его коммуникациях. Заместителя наркома обороны, начальника ГлавПУ интересовало, кто занимается отбором людей в эти отряды, как проходит их подготовка, чем они вооружены и т. п.

В дальнейшем высокая загруженность многочисленными делами в ГлавПУ и Наркомате обороны, частые командировки вывели Льва Захаровича из числа руководителей партизанского движения. По документам такая роль уже с конца 1941 года не прослеживается. Похожая ситуация отмечается и с исполнением обязанностей наркома госконтроля СССР.

Поднимая массы на борьбу с врагом, Мехлис и возглавляемые им органы, однако, весьма опасались проявления действительной инициативы снизу, на какие бы благие цели она ни направлялась. Это был закон существования тоталитарного государства: все должно находиться под контролем, а любая инициатива снизу — становиться результатом тщательной проработки наверху.

Начальнику ГлавПУ стало известно об одном почине на Южном фронте. Он тут же разражается телеграммой в адрес начальника ПУ фронта: «Без санкции Москвы начали сбор средств на постройку колонны танковой имени ленинско-сталинского комсомола. Эту затею сбора в рядах армии средств на постройку танков мы не поддерживаем. Энергию надо направлять на улучшение воспитания бойцов, на усиление разгрома врага, не разбрасываясь на всякого рода незаконные сборы средств. Прекратить сборы».

По аналогичному случаю потребовали ответ от начальника политотдела 4-й армии бригадного комиссара Е. Е. Кощеева. Он, казалось бы, не содержал никакого криминала: «Сбор средств на танковую колонну им. Сталина и эскадрилью им. Гастелло был начат по инициативе частей армии». Тем не менее по указанию из Москвы сбор был прекращен.