Мой труп - Лада Лузина

Оля не сдавалась!

Подобно женщине, волочащейся по полу, вцепившись в рукав уходящего мужа, - она скрупулезно обзванивала знаменитых знакомых, поздравляя их с днем рожденья, днем ангела, Новым годом. Она обнимала на презентациях звезд, узнававших ее все менее охотно, чтобы хоть так, в довесок к ним, попасть в кадр. На сезонах моды Оля вышла на подиум голой в одних сапогах и фате, чтоб хоть так стать гвоздем программы.

Она по-прежнему держала себя как звезда. По-прежнему одевалась и красилась как звезда. Но этот макияж все больше и больше походил на застывшую мертвую маску. Неизменную все четыре года. Как все мы, Оля донашивала прежнюю жизнь и носила старое звездное лицо с упрямством пожилых дам, отказавшихся изменять моде своей молодости, отказавшихся признать: то время безвозвратно ушло.

И вот в этом мы были похожи! Как и я, заглядевшись назад, Оля застыла соляным столбом. Как и я, Оля жила даже не прошлым, а в прошлом. Тот, кто не живет, умирает - при жизни. А когда ты уже мертв - убить нетрудно. Я знала по себе. Просто не чувствуешь разницы между жизнью и смертью.

Я или Оля?

- У меня фотографии с того вечера есть. Хочешь, покажу? Там Гурченко, я…

- Позже. Прости, я не поняла, что случилось у Арины с Андреем?

Оля погасла. Я видела, ей не хочется возвращаться обратно - из воспоминаний о прежней «настоящей жизни». Пока она говорила, она жила там. Мысленно она всегда жила там, жила так упрямо, что перестала жить здесь. Замолчав, она опять умерла. С сомнением посмотрела на ненадпитую чашку кофе. Ей не хотелось пить - не хотелось жить.

И вновь проживать позавчерашний вечер:

- Они сцепились из-за таблетки…

- Экстази? Которую ты просила у Яниса?

- Я сказала ему в театре про «Красоток», Андрея… - Оле не хотелось отвечать на вопрос. - А он знаешь, что мне сказал? «Ты не должна завидовать!» Я - не должна… Представляешь? И я поняла, что у меня нет друзей.

- А Сашик? Он же твой друг.

- Я тоже так думала, - голос Оли звучал отчужденно, где-то там - за тридевять земель. - Я думала, он сел ко мне в машину утешить… А он… Когда вы с Доброхотовым побежали в метро, начал канючить: Олюля, прости, я взял вести корпоратив не тебя, а Марлену. Она может взять меня в программу… Ведь знал, как мне деньги нужны. Нет, я все понимаю.

И в этом мы тоже были похожи - настолько, что у меня сжало воздух в груди.

Как и мне, Оле довелось понять: смерть имеет несколько стадий - идти вниз, ступень за ступенью. Познать глубину несвежей общечеловеческой истины «друзья познаются в беде». И узнать, ее беда не подпадает под Костины должна-не должна, Сашик, со студенческих лет именовавшийся другом, думает лишь о себе, мы с Доброхотовым сбегаем, забыв поинтересоваться причиной ее мертвенного выраженья лица. А Арина с Андреем…

- Но почему Янис отдал таблетку Андрею?

- Потому что мудак… Мы приехали, я опять попросила… Мы поссорились с ним. А потом ты заперлась, Андрей расстроился. И Яник расщедрился. И подарил ему. Она на кухне лежала. А Арина спрятала ее. Не понимаю зачем… Нет, понимаю. По той же причине, по которой она разыграла спектакль с Доброхотовым. Чтоб чувствовать себя лучше других. У нее получилось. - Оля гадливо отодвинула чашку на середину стола. - Они прямо у меня на глазах… Знаешь, кем я себя почувствовала?

- Мертвой?

- Ты всегда хорошо формулировала… - Оля смотрела мне прямо в глаза. Ее карие глаза напоминали остывший кофе в чашке. Великолепный напиток. Арабика. Которую через пару минут безжалостно выльют в раковину. - Дело ж не в Доброхотове, просто… Мне показалось, что меня уже нет.

Как и меня, Олю научили отменно формулировать сверхзадачу любой роли. Как и мне - ей не стало от этого легче. В театре Андрей оскорбил Арину, и по нашему старому правилу «победить победившего» она нашла способ взять над ним верх. И окончательно взять верх над упавшей звездой.

- Арина так и не отдала ему таблетку. И Андрей перевернул всю кухню, - закончила я.

- Он просто послал ее… Странно, что она не сказала тебе.

Нет - закономерно, что в этой части программы Аринин мозг сделал купюру.

- А я сказала: «Андрей, оставь эту суку в покое, давай лучше напьемся с горя». Мы взяли бутылку абсента…

- Абсента? Ты же не пьешь.

- Что пить… мне умереть хотелось. В тот вечер я окончательно поняла: это конец.

Так же, как мне, Оле захотелось умереть от острой недостачи иллюзий - веры в лучшее, в дружбу, в себя. Она просила у Кости иллюзию. Но он не дал. И Оле пришлось взглянуть на свою жизнь реально. И сказать себе: «Это конец!»

А самоубийство - тоже убийство. Та же готовность убить.

Я или Оля?

Она сама предложила Андрею напиться. И напоила его. Он быстро пьянел, и все это знали. А Оля могла и не пить. Она могла сыграть опьянение! Сыграть так, что запомнили все. Рита, которой пришлось поднимать ее с дивана. Женя («Оля была сильно пьяна. Я никогда ее такой пьяной не видел»). Первое, что Оля сказала мне: «Я так напилась… Пью третий день». Как профессиональная актриса она держала намеченную линию роли.

- И чем все это закончилось? - глухо спросила я.

- Да ничем. Мы так напились… Мне стало так плохо. Я пошла на балкон. Там Доброхотов с Ариной… Дальше все как в тумане.

- Так много выпили?

- Андрей даже упал с табуретки… Он пытался дотянутся до банки, думал, там таблетка. Какой Янис все же мудак, что не дал ее мне. Пришлось пить. А так бы раз, и все хорошо…

Вот и ответ.

«Раз и все хорошо»!

Да, Оля могла вернуться в театр, где режиссер месяцами гонял бы ее на репетициях. Могла воскресить задатки талантливой актрисы, рассовать фото по актерским агентствам, втиснуться в сериалы, просочиться в кино, раз уж в стране стали снимать телефильмы, и ждать, когда наш кинематограф дорастет до большого экрана. Но это был слишком долгий и сложный путь.

Телевидение, Олино аполитичное, мелкопроблемное шоу - приучили ее получать все и сразу. Налаженный конвейер, пять передач в день, гостей шоу подгоняют администраторы. Ты выходишь на площадку в красивом платье, берешь в руки написанный редактором текст, произносишь с одной и той же интонацией, работаешь четыре дня в месяц и… все. ВСЕ! Обложки, лайт-боксы. Друзья-знаменитости. Олигархи, готовые выложить немалые деньги за то, чтоб «Happy birthday to you» на их дне рожденья сказала в микрофон сама Оля Коберникова.

Все это будет у нее теперь, снова будет… Потому что Андрей мертв!

Подобно наркоману, Оля мечтала снова увидеть небо в алмазах, не делая ничего, просто засунув таблетку в рот. Подобно наркоману, она была безнадежно отравлена знанием - это возможно.

А разве невозможно? Достаточно просто убить Андрея. Как Клавдий убил отца Гамлета. Как Макбет убил Дункана, услышав: «Сверши - и все твое!» Если кто-то из нас и познал истинную бездну шекспировской трагедии, так это Оля.