Живые. Мы можем жить среди людей - Варвара Еналь

Таис напряглась, прислушиваясь. Федор отпихнул ее за себя, пригнулся.

Едва показался блестящий бок, Федька прыгнул вниз, обхватил колени пятнадцатого и дернул. Робот покачнулся, и тут бы Таис и заскочить ему за спину, но она прозевала. Упустила нужное мгновение, а когда бросилась вперед, андроид почти восстановил равновесие, развернулся и выстрелил.

Горячей волной обожгло плечо, Таис отшвырнуло к стене. Уши заложило, и в голове остался лишь тонкий звон. Кажется, она закричала. Кажется, прижала руку к горящему жуткой болью плечу.

Федька исхитрился и в момент выстрела пробрался под роботом и с силой всадил трубку тому в шею. Еще раз, еще. Пятнадцатый развернулся, ударил Федьку рукой и завалился на бок. Федор тоже упал, но тут же поднялся, бросился к роботу. В руках у него оказалась магнитная отвертка. Не обращая внимание на конвульсии пятнадцатого, он быстрыми движениями вскрыл его голову, рванул схемы и тонкие проводки. Пятнадцатый дернулся и огоньки на его туловище погасли.

Федор, перепрыгнув через поверженного андроида, кинулся к Таис, наклонился, отогнул ворот пайты, осматривая рану.

Таис закричала от боли, но Федор, тяжело выдохнув воздух, заметил:

— Жить будешь. Не вопи. Надо куда‑то убраться отсюда и обработать твою рану. Ты же взяла с собою мазь?

Таис еле кивнула.

Прямо за спиной Федора белел прямоугольник двери с закрытой пластиком панелью сбоку. На полу, под дверью кто‑то краской нарисовал знак "Млечного пути". Два хорошо знакомых треугольника. Они всегда обозначали хорошее. Добрый знак, убежище, спокойное место.

Белые линии рисунка оказались перед глазами Таис. Время для нее загустело, растянулось. И казалось, что обутые в кроссовки ноги Федьки двигаются слишком медленно. Вот, он наступил на линии, вот облокотился чуть ниже сенсорной панели. Знак сиял, напоминал, указывал. На что?

— Федь, посмотри, что у тебя под ногами, — тихо проговорила Таис.

— Уходим, Тай, после. Я сейчас перевяжу рану тебе и помогу подняться…

— Под ногами. Посмотри, Федя, — язык еле поворачивался. Боль застилала темным и выворачивала плечо.

Федор, наконец, посмотрел вниз.

— Знак. Ну, и что?

— Зачем он тут? Зачем, Федь? Для того, чтобы увидели… мы должны его увидеть…

— Я не понимаю, Тай. Тут много старых знаков.

— Дверь за знаком. Попробуй открыть.

Федор оглянулся. Резко открыл крышку панели.

— Ладно, попробуем. Хуже не будет, — сказал и приложил ладонь к сенсорному экрану.

Это оказался датчик ДНК. Он загорелся голубым, и через пару секунд произнес, показав данные:

— Федор Шереметьев. Вход свободный.

1.

О том, как выращивают детей, Эмма читала очень много. Но одно дело читать, и совсем другое — видеть своими глазами. Тайна жизни открылась перед "детьми подземелья", когда удалось проникнуть во внутреннее отделение Третьего Уровня.

Третий Уровень, пустой и тихий, обрушил последние мосты надежды. С каждой открытой кладовкой, с каждым пройденным коридором Эмма все больше убеждалась — "дети подземелья" оказались правы. Все так и есть, как они сказали. Ни одного человека на весь уровень. Ни одного!

Под конец, когда рюкзак за спиной отяжелел от вещей и еды, она мечтала встретить хотя бы робота. Эмма готова была броситься к нему с вопросами. Не станет же он стрелять в девочку, как только увидит ее. Роботы вообще не должны стрелять в детей. Доны 12 запрограммированы на то, чтобы охранять, учить, лечить. На заботу о детях запрограммированы.

Но Федя велел прятаться от роботов, и Эмма его слушала. Потому побежала за всеми и даже обрадовалась, когда удалось открыть те двери, которые не открывались раньше. Вдруг там есть люди?

Но и во внутреннем круге их ожидали пустые коридоры и тишина. Бежевые дорожки на полу, по краям которых змеились замысловатые узоры. Вместо прямоугольных ламп на потолке — фирменные светильники, правда, немного устаревшие, но не потерявшие свою красоту и оригинальность. Стены отделаны панелями под дерево, двери — а их было очень мало — имели стеклянные вставки и казались произведением искусства. Тут все делалось для людей, роботам такая красота ни к чему. Куда же тогда могли деваться хозяева этих коридоров? Может, действительно Моаг всех убил?

Залезть бы в сервер этого гиганта да раскопать всю информацию. Просто пальцы чешутся от одной только мысли об этом.

Коридоры загибались мягким полукругом, и, пройдя несколько шагов, Эмма удивленно спросила:

— Что за детский блок?

Желтая голограмма с четкими оранжевыми буквами сияла теплыми отсветами. "Детский блок" было написано на ней. Что за детский блок может быть на взрослом уровне, там, где находится корабельная рубка? Детей тут точно не может быть. Или все‑таки есть?

Таис вдруг обернулась к Федору и, прошипев: "пятнадцатые!" рванулась вперед, точно дикая кошка. Только косы запрыгали по спине. Ее паника передалась остальным, и вот, уже все торопятся, бегут туда, куда указывала желтая голограмма. В детский блок.

Проскочили самораздвигающиеся, стеклянные двери и оказались в большом помещении с высоким потолком. Лампочки в нем горели через одну, и в сумраке загадочными квадратами светились голограммные мониторы. Ряды странных приспособлений, напоминающих бочонки, и почти у каждого — голограмма. Едва перешагнув порог, Эмма уставилась на одну из них.

Младенец! Совсем маленький человеческий младенец. Его лицо, руки и пальцы уже сформировались, но глаза все еще оставались закрытыми и слишком большими. Оттого он походил на какого‑то сказочного персонажа. Карлика с огромной головой и такими же большими глазными яблоками, скрытыми полупрозрачными веками без ресниц.

Младенец был безобразным, но в этом его безобразии виделось странное и непонятное величие. Начало человеческой жизни. Начало мысли, начало действий — все дремало в зачатке в этом странном существе.

Эмма читала о новейших технологиях, она следила за новостями науки. "Живая плоть" — вот как называется способ выращивания живых человеческих клеток. Основано это на принципах клонирования. Эмма коротко поделилась своими знаниями. Остальные ее слушали, разглядывая голограммы и тихонько переговариваясь между собой.

Вдруг Таис спросила:

— Слышите, что это за звуки?

Эмма прислушалась. Ну, конечно, имитация сердцебиения. Все ведь должно быть по — настоящему, даже те звуки, что слышат дети. Наверняка им даже записывали человеческую речь, основы языка дети постигают еще будучи в материнской утробе. Так странно, как женщины раньше носили в своих животах детей? От одной мысли об этом по коже пробегали мурашки. И вот это существо внутри ворочалось, двигалось, било по ребрам. А после вылезало из крохотного отверстия между ног, причиняя страшные муки.