Детдом для престарелых убийц - Владимир Токмаков

– Вы верите в жизнь после смерти? – спросила она с улыбкой.

– Нет, – серьезно ответил пожилой господин, остановившись и повернувшись к ней лицом, – но я верю в смерть после жизни…

Он проводил ее до дома. Шарло была так увлечена тем, что говорил ей таинственный пожилой джентльмен, что даже не замечала, что он значительно ниже ее ростом и к тому же сильно хромает на левую ногу. Когда она, попрощавшись с ним, закрывала дверь своей квартиры, он очень тихо и вкрадчиво промолвил:

– В конце концов, Шарлотта, мужчина остается с той женщиной, которая остается с ним…

Дверь закрылась, но английский замок почему-то не щелкнул. Закрытая дверь осталась открытой.

…Обломки черного камня, вывороченные из земли, по всей видимости, динамитом, мы увидели сразу. С бешено колотящимися сердцами подбежали к могиле. Она была свежеразрытой. На дне лежал свинцовый гроб, но он был пуст. Одноногого Монаха в могиле не было.

ПОСТ-СТОП-МОДЕРН:

Полдень. Жара. Мы отдыхаем в прохладной тени отца Гамлета. Тень густая и разлапистая. Всем хороша эта тень, только постоянно вопиет о мщении. А это действует на нервы.

Но не было бы тени – не было бы и Гамлета, а значит, не было бы и самого Шекспира.

Следите за мыслью, дорогой маэстро?

Поэтому мы будем терпеть дальше и переждем дневную жару в тени отца Гамлета.

…Мы тупо смотрели в яму. В пыли что-то тускло блеснуло. Я нагнулся и поднял серебряную пуговицу… с нашим родовым гербом и девизом по кругу «Знание – сила, незнание – власть!».

И тут догадка буквально опрокинула меня. Именно опрокинула в бешенство! Да ведь они же все это время следили за мной! Папаша с моим младшим братцем зорко отслеживали все мои телодвижения! Я был под двойным колпаком. И ведь я чувствовал, чувствовал это! И тем не менее дал им себя провести! Они меня выследили и надули. Они выпустили на свободу Одноногого.

Приступ тошноты. Но только не в желудке, а где-то там, в самой глубине мозга. Мне хотелось выблевать наружу свои засранные этой ебаной цивилизацией, пробитые в психушках дырявые мозги! Кругом было столько подсказок, а я их не заметил!

Тебя обули. Тебя обули, а потом ты сам вывел их на верную дорогу, показал и рассказал, что надо сделать. Твои дорогие родственнички использовали тебя для черновой работы. Господи, как же они должны меня ненавидеть, чтобы так со мной поступить… Наверное, так же, как теперь ненавижу их я!

У меня закружилась голова, стало душно. Рывком расстегнув молнию на ветровке, я хотел было присесть на валяющуюся рядом корягу, но промахнулся: земля резко качнулась, и я потерял сознание…

В тот же день погода испортилась. Пошел сильный, холодный дождь, а к вечеру он превратился в ливень. Мы решили переждать непогоду в монастыре. Дождь не прекратился и на следующее утро, даже наоборот, теперь это был настоящий потоп. Я кое-как поднялся с лавки и, превозмогая слабость, подошел к окну. Оно было выбито и застеклено с той стороны льющим сплошной стеной ливнем. Просидев двое суток в монастыре и переругавшись между собой до состояния смертельной вражды, мы поняли, что нужно как можно быстрее отправляться в обратный путь.

Меня продолжало лихорадить.

Есть такая старинная французская поговорка: болезнь помогает слушать, как растет борода.

Мне снилось, что я стою у зеркала в ванной комнате в своей квартире и с ужасом наблюдаю, как у меня на глазах с огромной скоростью растет густая черная борода. Я испытываю дикое отвращение от того, что это не моя, а чья-то чужая борода прорастает сквозь меня, как трава сквозь асфальт. Мне противно от этих мыслей до такой степени, что я пытаюсь остановить рост проклятой бороды и хватаю себя за щеки и подбородок, я совершенно нелепо пытаюсь вдавить прущую наружу чужую бороду. Естественно, ничего не получается. И я в бешенстве начинаю кричать, чтобы кто-то прекратил это издевательство надо мной… От своего собственного крика я и проснулся.

На следующий день под непрекращающимся проливным дождем, не разговаривая друг с другом, кое-как загрузившись в джип и заправившись последним взятым с собой горючим, тронулись в путь. Дороги размыло так, что джип буксовал буквально на каждом метре. Несколько раз мы садились полностью, и тогда все, кроме меня, вылезали под холодные струи дождя, по колено в грязи выталкивали машину. В конце концов выбившись из сил и осознав всю тщетность наших попыток добраться до города, мы решили свернуть в первую попавшуюся деревню и заночевать у каких-нибудь сердобольных хозяев.

– Кира, – сказала нам хозяйка крайней усадьбы, к которой мы подъехали наугад. И что-то до смешного знакомое промелькнуло в моей пылающей температурой голове.

Дождь продолжал лить, дороги раскисли и превратились в сплошное бесконечное болото. На следующее утро я расхворался окончательно, у меня была температура под сорок, начался настоящий бред, и мои сотоварищи побоялись, что просто не довезут меня живым до города.

Решено было остаться на неопределенный срок у гостеприимной фермерши Киры Сергеевны. Е. Банин пообещал ей щедро заплатить за постой.

– Деньги мне не нужны, – спокойно сказала Кира Сергеевна, накормив и обогрев странных путников, – а вот мужские руки в хозяйстве сгодятся. Будете помогать мне на моей свиноферме.

Дождь лил не переставая почти три месяца. Сплошной, свирепый, беспощадный. Настоящий широкоформатный ливень. Я продолжал болеть и никак не мог отделаться от странного чувства: что-то испортилось в этом мире, и все стало похоже на чью-то дурную пародию или жестокий розыгрыш. Одно было ясно – реальности больше нельзя доверять. Отныне она принадлежала кому-то другому, способному управлять пространством и временем по своему усмотрению.

В бреду, во сне, в доме Киры Сергеевны, я как странное кино смотрел многие картинки из своей прежней жизни, которые доселе были мной (не без помощи отечественной психиатрии) прочно забыты.

Однажды мне привиделся человек с редкой полуседой бородой. Он был высокого роста, с огромными ушами, совершенно лысый. В темноте мне показалось, что у него три глаза.

Он сидел возле моей кровати и говорил, не открывая рта и не глядя в мою сторону, хотя я отчетливо его слышал, будто бы слова раздавались сразу у меня в мозгу:

– Летать нужно учиться не у птиц, а у того, кто всю жизнь живет мечтой о полете. А птицы не знают, как это – летать?

У безруких учись распускать узлы на ветре и плести сети из песка.

Так же и слушать нужно учиться у глухих, видеть – у слепых, говорить – у немых…

Я просыпался, и морок уходил. Но ненадолго. Стоило мне забыться сном, как кошмары вновь мучили и терзали меня.

Так мы прожили у Киры, наверное, больше года. Хотя я мог и ошибиться, ведь время для меня отныне не существовало.