Детдом для престарелых убийц - Владимир Токмаков

Древние труды дошли до нас в виде развалин огромного храма, от которого осталась лишь груда камней. Однако благодаря тщательному изучению этих обломков и надписей становятся различимы истины, которые невозможно отнести на счет одной только поразительной интуиции древних.

Рене Аллео

Книги, содержащие то же, что Коран, лишние, содержащие иное – вредны.

Халиф Омар

Зачем не издадут закона, который изъял бы из города не только ложных поэтов, но и их книги, а также книги древних авторов, рассуждение о блуде, восхваляющее ложных богов? Было бы большим счастьем, если бы все такие книги были уничтожены и остались бы только те, которые побуждают людей к добродетели.

Савонарола. «О разделении и пользе всех наук»

– Ты пойми, Глеб, такой шанс выпадает раз в жизни, – волнуясь и проливая суп мимо рта, откровенничает со мной Мотя Строчковский. Мы обедаем в редакционной столовке. Час назад я дал прочитать ему письмо про Одноногого, которое получил на дискете от Семена. И вдруг такой неожиданный для меня поворот в данной истории!

– Я точно знаю, где закопали Одноногого, – Мотя продолжает промахиваться ложкой мимо рта, а это значит, что сегодня он шутить не настроен. – Я был в тех местах позапрошлым летом. Проторчал там три с лишним месяца, ради этого три года не ходил в отпуск.

Я ведь и камень даже тот нашел. Он, конечно, давно растрескался и врос в землю, но его верхушка еще видна. Рядом монастырь. Просто я пошел немного другим путем, чем ты.

Мотина версия открытия могилы Одноногого:

«…Я читал легенду про Одноногого лет пять назад, когда еще студентом подрабатывал на полставки в нашем областном музее. Там есть кое-какие очень редкие старинные документы. И вот нашел на меня такой бзик, решил я смотаться туда в одиночку, чтобы не было лишних разговоров. Собрал кое-какие шмотки и туристические приспособы да и рванул на северо-запад, на поиски могилы.

Вначале все шло как по маслу. Отыскать тот давно уже не действующий монастырь не составило никакого труда – все местные жители прекрасно знают его месторасположение. Потом я просто отсчитал от монастырских ворот именно то количество шагов, какое было указано в музейном манускрипте.

Единственная трудность заключалась в выборе направления – в какую сторону считать. Пришлось все лето проискать дорогу к захоронению. Я обследовал каждый метр. Три месяца жил на консервах. В брезентовой старой палатке, один, и в дождь, и в жару».

– Веришь ли, Глеб, у меня чуть «башню не сорвало», – продолжает свое повествование Мотя. – Искушения святого Антония! Три месяца без женщины! Представляешь, что это такое, Глеб, а? Каждую ночь я дрочил так, что у меня чуть пальцы не забеременели!

Но, один хрен, я упрямо продолжал искать этот проклятый черный камень, который по легенде должны были положить на его могилу. Это был единственный реальный ориентир, ориентир из XIV века.

Конечно же, меня мучили сомнения. Ведь даже если в этой легенде была хоть небольшая доля правды, все равно камень установили там почти семьсот лет назад! Что от него за это время могло остаться?

У меня был один шанс из миллиона. И я, как безумный, с остервенением, каждый день с утра до ночи искал этот проклятый камень! «Он ведь все равно не весь должен был уйти в землю», – подбадривал я сам себя, но с каждым днем верил в это все меньше и меньше. Знаешь, Глеб, иногда я впадал в такое уныние, что готов был повеситься на первом попавшемся суку в этом проклятом лесу!

И когда я во всем разочаровался и убедился, что все это чертов вымысел и блеф – будь он проклят! – когда уже начались осенние холода и я, простуженный, с температурой, голодный и озверевший, поворачивал оглобли назад – я увидел его!

Мотя бьет кулаком по столу так, что чуть не опрокидывается посуда, и на нас с удивлением оглядываются обедающие в столовке коллеги.

– Ты не поверишь, я плакал и смеялся, как сумасшедший! Тогда я чувствовал себя первооткрывателем тайн истории! Увы, но я понимал, что, если я хочу выбраться оттуда живым, мне нужно срочно уносить ноги. Места там действительно проклятые. – Строчковский изобразил на лице таинственное выражение и понизил голос до шепота: – Там даже болота без лягушек. Ты пойми, если даже в гробу не будет ни рукописей, ни старинных книг или там алхимических прибамбасов, – все равно одно то, что мы нашли его легендарную могилу – этого материала хватит нам на десять сенсационных репортажей! А потом еще и совместно книжку издадим.

Мы идем из столовки, и Строчковский, отрыгивая плохо пережеванными котлетами из куриных окорочков, продолжает:

– В конце концов, и для тебя, и для меня это единственный шанс выбраться из этой дерьмовой жизни. Ты же понимаешь, самоубийство твоего юного поэта для тебя может закончиться достаточно плохо. Очевидно ведь, что тот адвокатишка всеми силами хочет законопатить тебя в тюрьму. Наш редактор, батька Махно, считай, что уже сдал тебя на растерзание прокуратуры. Ты влип, Глеб, и это очевидно. А если наша афера удастся – ты сможешь смотаться отсюда, покупать красивые вещи, любить сексапильных женщин.

Конечно же, перспектива до конца своих дней просидеть в этом богом забытом месте, на окраине Европы, оставаясь для всех вечным неудачником, задавленным скукой, поденной газетной работой, серостью и бытом, меня не устраивала ни в коей мере.

– Думай, Глеб, думай, а завтра утром скажи, что решил, – Мотя был, как никогда, серьезен. И я понял, что, в отличие от меня, он уже сделал свой окончательный выбор.

Не буду скрывать, я согласился на эту авантюру не только из любви к науке и искусству. Во-первых, я тогда все-таки тешил себя надеждой сбежать от Яниса-Крысы и его бойцов. И во-вторых, «кровавые мальчики в глазах» действительно не давали мне покоя.

Этот честолюбивый адвокат, нанятый родителями покончившего с собой юноши-поэта, решительно надеялся на моих костях взлететь в небеса столицы к новым вершинам своей карьеры: «Находясь на журналистской работе и понимая, какую моральную ответственность он несет за каждое написанное им слово, бывший журналист Глеб Н. своими письменными ответами постоянно унижал достоинство несчастного юноши, чем и довел его до самоубийства. Действия Глеба Н. безусловно подпадают под статью 110 УК РФ „Доведение до самоубийства” и пр., и пр., и пр. И весь этот бред сивого мерина становился для меня более чем ощутимой реальностью! Но в то же время у меня были сомнения и насчет правдивости Мотиного рассказа. Если учесть его склонность к фантазированию да приплюсовать к этому гипертрофированное журналистское честолюбие, то…

Вполне возможно, что он сочинил свой рассказ тут же, как только прочитал письмо Сэма ко мне. Сочинил, чтобы организовать эту дурацкую экспедицию.

И тем не менее на следующий день мы со Строчковским решили поступить вот как.