Дантисты тоже плачут - Дарья Донцова

Уроки длятся до трех часов. Потом небольшойперерыв, и снова уроки до шести. В шесть выводят во двор на прогулку, гдеучащиеся ходят парами целый час. С семи до восьми у детей свободное время, нони телевизора, ни видеомагнитофона в интернате нет. Спицы, иголки, ниткидержать в комнатах не разрешается. В девять часов во всем помещении гасят свет.Домой можно уехать на субботу и воскресенье, если нет замечаний по поведению. Азаработать их очень просто. Дежурный педагог придирается к плохо заправленнойкровати, к беспорядку в тумбочке или невычищенным туфлям. К тому же в любоймомент могут открыть шкаф и обыскать вещи, изымая запрещенные конфеты,шоколадки, жвачки.

Я пришла в негодование. Нет, о чем думалВладимир, отправляя несчастную сироту в подобное заведение! Конечно, нероднаядочь, но если девочка говорит правду, потребую, чтобы отец забрал ее домой.

В понедельник около восьми утра мы подъехали кглухим железным воротам, над которыми угрожающе торчала видеокамера. Пейзажвпечатлял. Высокий бетонный забор сверху украшала натянутая в два ряда колючаяпроволока. В углу двора торчала смотровая вышка. Больше всего интернат длядевочек напоминал колонию строгого режима.

Я погудела, камера угрожающе развернулась всторону машины, потом в воротах открылась маленькое окошко и высунулось лицополной женщины со взглядом хорька.

– Чего угодно?

– Привезла ученицу Еву Резниченко.

– Пусть проходит.

– Мне надо поговорить с директором.

Охранница открыла узкую калитку, и перед моимвзором предстал целиком заасфальтированный квадратный двор без всяких признаковрастительности. В глубине стояло нелепое трехэтажное здание, выкрашенноетемно-коричневой краской. На окнах были решетки.

Стражница велела Еве идти на уроки, а меняпровела в небольшую комнату и принялась звонить по телефону. Я огляделась посторонам. На стене висело объявление: «Список запрещенных предметов». Ножницы,иголки, спицы, бритвы, столовые приборы, посуда, шоколад, плееры – всего 64наименования. Цербер закончил переговоры и велел ждать. Минут через десять вкомнату вошла молодая женщина в строгом костюме, без малейших признаковкосметики на лице, никаких украшений ни в ушах, ни на руках.

– По какому поводу хотите видетьдиректора? – бесцеремонно спросила она.

– Слышала много лестных отзывов о вашейшколе и хочу поместить сюда дочь.

Женщина предложила пройти в основное здание.Кабинет размещался недалеко от входа. Директор оказался мужчиной лет пятидесяти,в дорогом костюме, безукоризненной рубашке и идеально начищенных ботинках.

– Кто порекомендовал вам нашинтернат? – осведомился он, предлагая мне сесть.

– Владимир Резниченко. Здесь учится егодочь.

– Припоминаю, она новенькая. Известно ливам, сколько стоит год обучения в школе?

И он назвал невероятную сумму. Да, Владимиротдал сюда Еву явно не из жадности. За эти деньги он мог пять лет обучатьдевочку в гимназии.

– Деньги не имеют значения.

Директор понимающе кивнул головой и спросил:

– В чем ваша проблема?

Я искренне удивилась:

– Какая проблема?

Мужчина вздохнул:

– Понимаю, что неприятно трясти грязнымбельем, но, если хотите, чтобы педагоги помогли ребенку, лучше рассказатьправду. Итак, в чем дело? Воровство, пьянство, наркотики, мужчины, ранняябеременность?

– Не настолько ужасно. Подростковаягрубость, непослушание. Стала хуже учиться, воткнула в нос серьгу…

Директор внимательно посмотрел на меня.

– Все это издержки возраста, гормональныйвсплеск. Наверное, следует отвести ребенка к психологу. Наш интернат неприспособлен для таких простых случаев. К сожалению, здесь дети с болеесерьезными бедами. Вашей девочке вряд ли нужна наша суровая дисциплина.Попробуйте поговорить с ней по душам, иногда действует. А к нам – не советую.

– Что же сделала Ева Резниченко, раз выприняли ее?

Мужчина улыбнулся:

– Если стану обсуждать ваши проблемы сдругими родителями, какова будет ваша реакция? Мы, подобно врачам, должныхранить тайну.

– Тут особый случай. Девочки близкодружат, Ева проводит у нас выходные.

– Тогда внимательно следите за ними.Девочка употребляла наркотики.

Я ехала домой, еле сдерживая гнев. Ну,Владимир, ну, негодяй. Засунул несчастного ребенка в исправительное заведение,да еще наркотики приплел.

Едва успев войти в дом, я приняласьназванивать стоматологу. Он оказался в клинике и не выказал никакой радости поповоду нашей скорой встречи.

Влетев в его роскошный кабинет, я дала волючувствам.

– Владимир, зачем отдали Еву в интернат?

Дантист спокойно раскурил сигарету ипредложил:

– Коньяк? Кофе?

– Ничего не хочу, кроме ответа на вопрос.

Стоматолог посмотрел в окно и спросил:

– А зачем вмешиваетесь в мои семейныедела?

– Маша полюбила Еву и не может равнодушнослушать ее рассказы о новой школе. Знаете хоть, что это за заведение? Тамсобраны криминальные, порочные дети, которых родители прячут от правосудия.Неужели не жаль дочку?

Владимир продолжал молчать. Я ринулась дальше:

– Девочка была заброшена вами всегда.Нелли только лупила ребенка да ругала за плохие отметки. Почему не нанялирепетиторов, вроде не нуждаетесь? Стоило мне позаниматься с ребенкомфранцузским, и Ева перестала получать двойки. Конечно, она не светоч разума, ноабсолютно нормальная девочка. Как только не стыдно!

Пришлось остановиться, чтобы перевестидыхание. Неожиданно Владимир ласково улыбнулся:

– Даша, дорогая, к чему такой пыл? Евасложный ребенок с непростым характером. Частенько привирает, капризничает,таскает деньги. Трудно уследить за ней, можно упустить девочку. Согласен, винтернате суровые условия, но это то, что сейчас нужно.

– И поэтому сказали директору, что дочканаркоманка?

Владимир закашлялся: