Последнее дело Даймонда - Питер Лавси

– Вы возвращаетесь домой, а там Джеральдин, которая устраивает скандал – обвиняет, что вы – какое она употребила слово? – трахаетесь с ее мужем, что не соответствует действительности. Все это в присутствии вашего сына, что вас, разумеется, возмущает. Более того, рушит ваши романтические мечты, какими бы неопределенными они ни были. Ни вы, ни Мэтью больше не можете встречаться с профессором Джекманом. Вы не знаете, как поступить с письмами.

Инспектор давил, а Даймонд понимал, что коллега строит версию на недостаточных фактах. По тому, как до сих пор вела себя Дана Дидриксон, она не собиралась сдаваться и делать признание. Если потребуется, будет всю ночь стоять как стена. Нужны более веские доказательства. С достойной похвалы сдержанностью он дослушал до конца монолог Уигфула и категоричные ответы Даны. Затем, воспользовавшись мгновением, когда инспектор переводил дыхание, спросил у нее, не станет ли она возражать, если у нее возьмут отпечатки пальцев. Дана согласилась, после чего суперинтендант объявил, что допрос завершен.

Выйдя из допросной, Уигфул великодушно признал, что перестарался, добавив, что версию необходимо подкрепить уликами.

– Надо также проверить ее машину.

– Да, – кивнул Даймонд. – Утром я собираюсь попросить у нее ключи.

– Не нужно. – Инспектор порылся в кармане и звякнул ключами. – Разве вы забыли: последним за рулем сидел я.

Какой умник, подумал суперинтендант.

Утром Даймонд позволил себе поваляться в постели до восьми часов, а потом плотно позавтракал. Почему бы и нет? Его присутствие в Бате спозаранку не требовалось. Процедуры снятия отпечатков пальцев и анализ крови назначены на половину девятого. Примерно в то же время отвезут на криминалистическую экспертизу «Мерседес». Пусть Уигфул порадуется, целый час изображая начальника отдела по расследованию убийств.

Подкрепившись, Даймонд отправился в город. Солнце стояло уже достаточно высоко, чтобы высветить все многоуровневые ряды георгианских домов, и с Уэллс-роуд на склоне открывался знакомый живописный вид: сияющий известняк зданий, увенчанных шиферными крышами, словно серо-голубой задник района Лэнсдаун. На переднем плане – выстроенный в форме замка железнодорожный виадук с его арками, спроектированный так, чтобы сочетаться с возвышающейся позади остроконечной башней аббатства. И все это размывалось золотыми и медными пятнами листвы. В такие дни Даймонд почти готов был забыть, что изнанка красивых улиц и стоявших полукругом домов резала глаз почерневшей кладкой, уже два столетия отданной на откуп непогоде, строителям и водопроводчикам. Почти готов, но не забыл. Полицейский в нем не мог оставить без внимания скрытые стороны жизни, как не мог судить о горожанах Бата исключительно по тому, кем они стараются казаться.

Питер надеялся, что цинизм не коренится в основе его характера. Предпочитал думать об этом качестве в положительном ключе – как о специфике своей профессии. Опыт подсказывал, что никого нельзя сбрасывать со счетов в качестве возможного убийцы. Сталкиваясь с такими образцами невинности, как епископ или составитель букетов, надо быть тем более настороже и не позволять себе размякать. Дело Джекмана прекрасно демонстрировало данный принцип. Кто, кроме опытного зачерствевшего полицейского, поверит, что университетского профессора опоила и чуть не сожгла его сумасшедшая жена? А другая женщина – сама зарабатывающая на жизнь и одна воспитывающая сына – задушила эту отвратительную мегеру, а ее труп утопила в озере? Но если бы на этой стадии на него стали давить, заставляя выдвинуть против нее обвинение, он бы отказался. Да, Дана крутит и изворачивается, но он, в отличие от Уигфула, не настолько уверен в ее виновности. Своими уловками она себя дискредитировала, теперь требовались улики. К концу дня суперинтендант рассчитывал получить их из криминалистической лаборатории. И к концу дня его будет мучить сожаление. В глубине души он с уважением относился к этой женщине. Очевидно, в нем все-таки осталась капля романтики.

Его настроение привычно упало, когда между баптистской церковью и национальным автомобильным парком показалось солидное четырехугольное здание. Самое лучшее, что можно было сказать о полицейском участке на Мэнверс-стрит – это одно из немногих строений в Бате, которое с тыла выглядело не хуже, чем с фасада. Внутри входящего встречала типично послевоенная архитектура – уныло функциональная, с дешевой деревянной обивкой и люминесцентным освещением. Требовалось большое усилие, чтобы в таком месте начать рабочий день в приятном расположении духа. Его «Прекрасная погода, правда?» не вызвало отклика дежурных, и это было понятно, но тревожно. Даймонд не привык, чтобы на него не обращали внимания. Зародилось подозрение, что в участке узнали о нем нечто нехорошее, но не хотят сообщать дурные вести. Сержант в дежурной части внезапно принялся листать телефонный справочник, а компьютерщики в штабной дружно уткнулись в экраны. Все это напоминало главу из Кафки, пока Питер, встретившись взглядом с Кроксли, не поинтересовался, куда подевался Уигфул. Тот, запинаясь, ответил, что инспектор у помощника главного констебля. Тотт без предупреждения приехал в девять часов утра и спросил Даймонда. Вскоре после этого наверх вызвали Джона Уигфула. Сейчас было без двенадцати десять.

Самое логичное, успокаивал себя Даймонд, что поступили документы по делу Миссендейла, и мистер Тотт посчитал нужным лично передать их ему. Если так, нечего трепыхаться. Его позднее появление в участке нельзя поставить ему в вину: у него могло оказаться много причин поехать в это время в другое место. Но он не мог представить, зачем Тотту понадобился инспектор. И не странно ли, чтобы помощник главного констебля выступал в роли курьера?

Даймонд поднялся на верхний этаж, где в застеленной коврами комнате для совещаний располагался в свои редкие визиты мистер Тотт. Девушка, оставленная в приемной, попросила подождать его. Если Уигфул оправдывался перед начальством за его опоздание, то разговор явно затянулся. Прошло еще десять минут, прежде чем дверь открылась и появился инспектор. Увидев Даймонда, он развел руками и пожал плечами, намекая, что ничем не мог повлиять на то, что происходило внутри. Суперинтендант жестом попросил объяснить, в чем дело, но в это время вышел помощник главного констебля и поманил его пальцем.

– Закройте за собой дверь.

Приглашения сесть не последовало, и это не предвещало ничего хорошего. Сам Тотт, на сей раз в мундире со всеми регалиями, расположился за дальним концом овального стола. Перед ним стояла чашка на блюдце, два печенья на тарелке, лежала островерхая фуражка и белые перчатки, но никакого доклада по делу Миссендейла не было. Тотт, казалось, не хотел начинать разговор. Застыл, точно восковая фигура – музейный экспонат, копия констебля десятых годов прошлого века. Даймонд мельком подумал, уж не симптомы ли это начинающейся паранойи, если кажется, будто тебя преследуют мужчины с нелепыми усами. Он решил, что нужно извиниться за то, что появился позднее положенного.

Это не вызвало ответной реакции. Помощник главного констебля заговорил о другом:

– Я узнал от инспектора Уигфула, что вы намерены предъявить Дидриксон обвинение в убийстве Джекман.