Эра негодяев - Александр Усовский

Мало того. Эта особа предлагает ему, старшему советнику Ференцу Молнару — причем предлагает прямым текстом! — участвовать в организации бегства этого террориста. Немыслимо!

Хотя, собственно, почему немыслимо? Террорист этот никакого ущерба Венгрии — если не считать десятка выбоин на взлетной полосе аэропорта — не причинил, венгерских граждан не убивал. Вообще, строго рассуждая, он является комбатантом и должен иметь статус военнопленного, а вовсе не террориста. В конце концов, американцы в данную минуту ведут войну против его братьев. То, что он посчитал нужным добровольно встать в строй, взять в руки оружие и сражаться за своих единоверцев — ничего, кроме уважения, вызвать не может. Тем более — весьма благородно выглядит его решение отомстить за друга, это вообще — достойно восхищения. Как будто вернулись героические времена Миклоша Юришича и Яноша Хуньяди! Однако и рассуждения у старшего советника Службы национальной безопасности! — поймал себя на крамоле Ференц Молнар.

Слава Богу, вот и Варошлигет!

— Милая Юля, мы приехали!

— Что? А, да…. Очень хорошо! Пойдемте, Ференц!

Они вышли из машины, и, не спеша, двинулись к замку Вайдахуньяд — вернее, к его уменьшенной копии.

— Ой, Ференц, а что это?

— Это, Юля, копия замка семейства Хуньяди, который был ими построен в Трансильвании.

— Трансильвания — это сейчас Румыния, я права?

— Сейчас — да, но раньше это была Венгрия. Как и Закарпатье, как и Словакия, как и Воеводина, как и Хорватия… Сегодняшняя территория Венгрии — только треть от того, чем она была до Первой мировой войны.

— Как ужасно…. Скажите, Ференц, а вы любили когда-нибудь? По-настоящему? — Видно было, что фрау Шуман абсолютно не интересуют бывшие (да и нынешние!) границы Венгрии. Что поделать, женщина!

Старший советник Молнар задумался. Хм, однако…

— Пожалуй, да. В тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, в городе Куйбышеве. Ее звали Маша, у нас был потрясающий роман…. Увы, он ничем не закончился. Она не захотела ехать в Венгрию, я не решился остаться в Союзе. Потом, в восьмидесятом, я женился на Марианне Надь, но через шесть лет мы развелись…. И до сих пор я одинок.

— А вы не думали съездить в Самару — так ведь сейчас называется Куйбышев? — и поискать эту вашу Марию? Сколько ей сейчас?

— Увы, уже очень много…

— Много — это сколько?

— Ну, мне сорок семь, она на три года моложе… Сорок четыре года.

— А вы бы не хотели прожить остаток дней вместе с ней?

— Я никогда не задумывался над этим. Как-то все было не до того…

— А вы задумайтесь! Я вам скажу под страшным секретом — не вздумайте никому это выбалтывать — любовь никогда не умирает! Умирают люди — а любовь вечна. Запомните это, Ференц!

— Вам хорошо это говорить, Юля. Вы молоды, влюблены…. А если этого вашего террориста осудят на пожизненное? Если вы никогда его больше не увидите? Будете ли вы продолжать его любить?

— Ференц, вы можете посмеяться с моих слов — но я уверена, что очень скоро увижу его у дверей своего дома. В шесть часов. И, вы знаете, я буду каждый день в это время сидеть у окошка — чтобы, не дай Бог, не прозевать его появления.

Старший советник скептически ухмыльнулся и покачал головой.

— Уж не ваша ли любовь разрушит замки его темницы? Случиться чудо?

Фрау Шуман серьезно посмотрела в глаза своему собеседнику, а затем не менее серьезно произнесла:

— А вы, господин Молнар, очень напрасно не верите в чудеса. Иногда, знаете ли, случается так, что любовь становится материальной силой и разрушает любые, самые толстые, стены, и крушит любые, самые чудовищные, запоры. Любовь все еще движет миром — поверьте мне на слово, Ференц. Любовь — и ничего больше! И не верьте тем, кто будет утверждать, что это не так — просто эти люди никогда не любили…

— Значит, все…

— Да, все. Они выводят войска из Косова и соглашаются с военной оккупацией края войсками НАТО. Короче, ложатся.

— Чего и следовало ожидать. Хотя, откровенно говоря, я думал, они побарахтаются подольше. Ладно, Левченко, какие результаты нашей работы мы можем поставить себе в плюс?

Подполковник Левченко открыл свою папку, немного подумал, кое что отчеркнул — а затем доложил:

— Сбои системы наведения ракет — наш самый удачный проект. Пять ракет ушли в Болгарию, три — в Македонию, две — в Венгрию, две — в Румынию, ещё не менее сорока шести взорвались в чистом поле, не причинив никому никакого вреда. Я думаю, имеет смысл дать задание специалистам Румянцева не просто вырубать систему самонаведения ракет, а как-то программировать их так, чтобы они поражали те цели, которые мы считаем нужными — разумеется, без самоликвидации. Представляете, как было бы эффектно, если бы крылатая ракета попала в болгарский парламент, за сутки до этого разрешивший натовским самолетам использовать воздушное пространство Болгарии? Так ракета попала в какой-то жилой дом, эффект был, но слабоватый.

Дальше, по сбоям системы связи. Оружие пассивное, но, в принципе, если нарастить его мощность — очень даже перспективное. Всего за время войны сбои в системе связи, повлекшие за собой какой-то результат, произошли в ста тридцати восьми случаях. Два самолета погибли, более сорока — сбросив бомбы в море, вернулись на базу, или прекращали выполнение заданий — по разведке погоды, целей, по радиоэлектронной борьбе. Технический отдел наработал целую кипу рекомендаций для ОКБ в Жуковском, они уже там начали дорабатывать систему, думают внести предложение включить её в общую систему ПВО страны. Вопреки предположениям, система оказалась довольно эффективной.

По пускам ракет. В принципе, успешно — если бы не истории с Таманцем и Одиссеем. На семь пусков — один промах, два поврежденных самолета — 'торнадо' и 'тандерболт' — четыре сбитых. Поврежденные самолёты к дальнейшей эксплуатации непригодны — итальянский 'торнадо' сел на брюхо, у американского 'тандерболта' оторван правый двигатель. Как он на одном моторе сел? К сожалению, оба экипажа поврежденных машин уцелели. Сбиты — с подтверждением как минимум из трёх источников: один 'Хокай' — в Будапеште, один Ф-16 — у берегов Далмации, один 'торнадо' — над островом Вис, один Ф-18 — недалеко от Триеста. Общий ущерб противнику — более ста сорока пяти миллионов долларов; вместе с самолетами погибло семь пилотов, из них четверо — на борту 'хокая' в Будапеште. Один взят в плен боснийскими сербами — штурман 'торнадо'. На всякий случай Митрович прислал протокол его допроса.

Надо сказать, все пуски командование НАТО отнесло на счёт югов; на нас даже и не грешат. Исследовали брошенные пеналы — в их руках оказалось два — и пришли к выводу, что это восточные немцы накануне своего закрытия распродали по дешёвке свои арсеналы. Ведут следствие. Естественно, ничем оно не закончится.