Твой последний шазам - Ида Мартин

— И что же делать?

— Поживи у подруги. У тебя есть подруги?

— Нет никого. Как ты думаешь, мне нужно написать об этом Артёму?

— Я всё ещё не уверен, что этот Артём существует, но если он такой, как ты рассказываешь, то лучше не стоит. Слушай…, — протянул он, словно что-то придумал. — А поехали с нами на теплоходе? Дня на три. По Золотому кольцу. Мама говорит, у нас фамилия такая, а мы ни разу в Ярославле не были.

Ей будет приятно. Она постоянно о тебе спрашивает. В общем, подумай, билет я куплю. Определяйся. Завтра позвоню, скажешь, что надумала.

Решение я приняла довольно быстро, потому что очень устала от метаний, страхов и неопределенности. Устала от своей комнаты, кровати, окна и пустоты ожидания.

— Мам, ты не против, если я поеду на четыре дня на теплоходе?

Мама оторвалась от компьютера.

— Ну, слава богу, помирились?

— Это не с Артёмом.

— А с кем же? — глаза под очками округлились.

— С одним знакомым и его мамой.

— Звучит очень странно.

— Мама этого мальчика больна раком. Она очень интересная женщина. Я была у них в гостях и… Мне с ней легко разговаривать.

— Я чего-то не знаю? — мама приподняла очки и потёрла переносицу. — Ты, наконец, разлюбила своего Трубадура?

— Ещё нет.

— И он не возражает?

— Он пока не знает. Но я ему скажу. Он поймёт.

— Нет, ну на теплоходе тоже неплохо, — задумчиво произнесла мама. — Всё же лучше, чем в московской духоте сидеть. Я бы никогда не стала отпускать тебя с чужим человеком, но сейчас… С учётом того, что ты… Может, этот будет нормальный.

— Мама! Ярослав просто друг.

— Ну, я хоть имя узнала, это уже хорошо. Просто я видимо совсем отстала от жизни и совсем ничего не понимаю. Но предупреждаю сразу — на теплоходе укачивает.

Тоня

В три часа дня воздух на улице разогрелся до тридцати градусов в тени, и после обеда мы вчетвером, совершенно измученные и вялые, перебрались к парням в комнату, самую прохладную из всех из-за разросшейся перед окном яблони, и лениво, в очень приторможенном режиме, выбирали Якушину фотки для Инстаграма, который его заставил завести Лёха.

Двери и окна во всем доме были распахнуты и понизу, по намытым с утра полам, гулял лёгкий, едва ощутимый сквознячок.

Самого Якушина содержимое его собственного Инстаграма не интересовало, он лишь слушал наши обсуждения и время от времени вставал к окошку покурить.

Фотографии из его альбома в телефоне были либо снимками конспектов лекций, либо фотками кривляющихся друзей, либо городскими пейзажами, и Лёха недоумевал, как можно так жить.

Обозвав Якушина «анахронистом», он залил ему порцию своих снимков: они с Алёной на карьере, в лесу, гуляют с собакой, валяются на лежаках у неё на участке.

Внимательно просмотрев всё это, мы с Амелиным решили, что для Сашиного Инстагама Лёхи всё же слишком много и стали удалять лишнее. Однако Лёха отчаянно сражался за каждую фотку, и мы, сидя втроём на его кровати, шумно препирались.

В этот самый момент, мне и позвонил Герасимов.

— Здорово, Осеева. Как поживаешь?

Обычно Герасимов звонил только во время учебного года и то, если ему от меня было что-то нужно.

— Тут дело такое… Короче, у тебя же родители риелторы, да? В общем, можешь помочь? Мы с матерью надумали дом в Капищено продать. Деньги нужны, да и содержать его тяжело. С левыми брокерами страшно связываться, кинут только так. Или, может, у тебя богатые знакомые есть, кому такой дом нужен?

— Знакомых нет, а с родителями поговорю.

Мы ещё немного поговорили и распрощались. Всё это время парни внимательно прислушивались к нашему разговору, а закончив, я пересказала им просьбу Герасимова.

Услышав о продаже Капищено, Костик подскочил на месте.

— Не может быть! Как продать? Это же Капищено! Самое прекрасное место на земле.

— Даже самое прекрасное место требует вложений, — рассудительно заметил Якушин.

— Но это значит, что мы больше никогда не сможем туда приехать, — Амелин возбуждённо заёрзал. — Нужно что-то придумать. Что-то сделать.

— А что тут сделаешь? — я ущипнула его, чтобы не толкался, но он не почувствовал.

— Слушай, Саш, у вас в семье вроде с деньгами порядок. Купи Капищено, а? Будешь маму на лето вывозить, а мы к тебе в гости ездить.

— Это вряд ли, — откликнулся Якушин. — Она не любит загородную жизнь. Да и у отца лишних денег нет.

— А у кого есть лишние? — хмыкнул Лёха.

— Точно! — Костик пылко схватил меня за руку и потряс. — Я знаю, у кого есть. Это отличная мысль. Сейчас позвоню Артёму.

— У меня тоже один челик с деньгами на примете имеется, — Лёха достал сигареты и слез с кровати. — Ещё в начале лета про загородный дом спрашивал, но, может, нашел уже. Не знаю. А у вас хороший дом? Потому что они там всё понтовое любят.

— Капищено — самый понтовый дом на свете, — искренне заверил Амелин. — Только мы твоего знакомого не знаем, поэтому это плохой вариант. К нему в гости не приедешь.

— К этому не приедешь, — Лёха запрыгнул на подоконник и уселся, свесив ноги с другой стороны. — Тогда не буду ничего спрашивать.

— Нет, ты всё-таки спроси, — сказала я. — Герасимову за лето продать нужно, а вероятность, что Артём согласится на такую глушь без телефонной связи и интернета — почти нулевая.

— Мой тоже не согласится.

— Так, не нужно про это говорить, — Амелин серьёзно разнервничался. — Пусть приедет туда, а как увидит, какое это классное место, согласится по-любому.

— Это для тебя — классное, — сказала я. — Артём на социопата не похож.

— Ты, главное, не говори пока родителям, — попросил Костик. — Я что-нибудь обязательно придумаю.

Но договорить мы не успели, потому что посреди комнаты неожиданно возникла полная седоволосая женщина с короткой стрижкой и пунцовыми пятнами на щеках.

— Мальчики, нужна ваша помощь.

Удивительно, как тихо она вошла.

— Какая помощь? — Якушин приподнялся на локтях.

Женщина помялась.

— У Евгении Дмитривны Люська померла. Надо бы похоронить.

— Кто помер? — Лёха резко развернулся ногами в комнату.

— Да собака её. Утром ещё околела, а сейчас жара такая, что уже запах пошёл. Я напротив живу и то почувствовала. Сначала решила, что еж где-то сдох, но потом догадалась. Надо бы вынести мертвечину-то. Евгения Дмитриевна старенькая уже, а у меня ревматизм.