Alouette, little Alouette… - Юрий Никитин

Увы, взрослым операции на генном уровне ничего не дают, но детей вот изначально удается от них избавить. Такие взрослые, обремененные тяжелыми болезнями, что и не считаются болезнями, так как «от возраста», должны бы любой ценой ломиться в сингулярность, но поди ж ты, рассуждают, как это мудро и правильно – дожить до внуков и помереть…

Он вздохнул и повернулся к подопытным мышкам.

При всем равноправии женщины предпочитают оставаться женщинами не только в том, что носят платья. Максим лишний раз уверился в этом, когда от установки по быстрому синтезу потянуло вкусным запахом.

Аллуэтта и Анечка с таким азартом и самозабвением колдуют там, словно только что открыли формулу вечной жизни и теперь лишь что-то подправляют в ней, придавая по-женски красивую форму.

Заметно, что командует уже Аллуэтта, хотя совсем недавно льстиво выспрашивала у Анечки, что здесь и как, и вообще ходила за ней хвостиком. Впрочем, смена ролей Анечку не обижает, скорее веселит, она себе цену, как виртуозному манипулятору, знает, а роль лучшей кухарки можно и уступить, не жалко.

Он поднялся из-за стола, с кряхтением разогнул застывшую спину. Френсис оглянулся, заслышав шаги. Максим подошел к нему, помахал руками, разгоняя кровь по телу.

– Ну ты как?

Френсис горестно вздохнул:

– Работаю, как лошадь на водопое.

– Понятно, – ответил Максим. – Есть только один вид работы, который не вызывает депрессии.

Френсис сказал заинтересованно:

– Какая? Хочу!

– Та, – сказал Максим безжалостно, – которую не обязан делать. Давай-давай, не отлынивай! Самая тяжелая часть работы – решиться за нее взяться.

– Да я уже почти приступил, – заверил Френсис. – Я вот думаю, обычно те, кто лучше других умеет работать, лучше других умеют и не работать. А так как не работать лучше всех умею я, то значит, лучше всех умею и работать?.. Шеф, это намек, что можно бы повысить жалованье такому ценному работнику!

– Я тебе повышу, – сказал Максим с угрозой. – Так повышу…

Он прошел дальше, поглядывая и принюхиваясь, женщины с одинаковым азартом занимаются наукой и кухней, все-таки мы с разных планет, верещат, как две мартышки, что отыскали вместо одного банана целую гроздь.

Аллуэтта оглянулась, просияла, но спросила шепотом:

– Он что, такой ленивый?

– Кто?

– Френсис…

– Ну и уши у тебя, – сказал Максим. – Тебе бы в ЦРУ. Он не ленивый, а… понимаешь, наша работа на девяносто процентов из скучной рутины вроде проверки и перепроверки результатов. А всем хочется заниматься только творчеством! Увы, автоматизация до лабораторий еще не доползла.

Она сочувствующе вздохнула. Понятно, в первую очередь роботами заменили сборщиков автомобилей и вообще всех на конвейерах. Потом пришла очередь обслуживающего персонала, в том числе даже официантов.

Впрочем, почему даже? От официанта, как и любой прислуги, требуется бесшумность и незаметность, то есть ни одного лишнего движения. Подал на стол и снова замри у стены, не шевелись, не моргай и даже не дыши, не отвлекай на себя вниманиие, в общем, будь роботом.

Так стоят часовые в людных местах, так работали кассиры в магазинах, служащие в муниципалке… Сейчас вся эта масса народу высвобождена, их работа автоматизирована, но им приходится выдавать некую зарплату, которую снова начали называть зряплатой, но не давать же им подохнуть с голоду… хотя почему бы не сделать это как-то гуманно, что вроде бы это они сами восхотели, по своей свободной воле? Как она слышала краем уха, созданы целые научно-исследовательские институты, что разрабатывают изящные программы по сокращению населения Земли, чтобы уменьшалось как бы само по себе под вздохи и сожаления тех, кто это сокращение запланировал и активно проводит в жизнь.

Максим прошел мимо и вскоре исчез за исполинской установкой ККК-3С, Аллуэтта не решилась проследовать с ним дальше. Здесь все на виду, и пока она позволяет себе пройти с ним рядом не больше пяти шагов, а вот завтра уже можно будет решиться на целых шесть.

Анечка сказала с сияющим лицом:

– Готово. Можешь звать за стол.

Аллуэта ответила с опаской:

– До обеда еще пять минут.

– Ученые точные, – сказала Анечка, – но не занудные.

– Поняла, бегу.

К ее облегчению, из-за рабочих столов с огромным удовольствием поднялись все, даже Джордж, который всегда уверяет, что он сидит на голодной диете и вот совсем, ну совсем никогда не хочет есть.

Только Евген некоторое время двигался в направлении обеденного стола, как зомби. Максим как-то объяснил Аллуэтте, что гордый потомок запорожцев недавно отыскал «гены суицида», так их называют в обиходе. Это те самые, что находятся в полусонном состоянии вплоть до глубокой старости, а затем их активность растет по экспоненте. Однако отключить их не удается. Где-то есть то ли запасные механизмы, то ли организм умеет создавать новые, но по этой теме работают несколько десятков лабораторий, идет соревнование, кто быстрее, проще и дешевле отыщет «выключатель», потому Евген жаждет закрепить за собой приоритет открывателя и потому последнее время и ночует в лаборатории.

Аллуэтта отправилась вытаскивать из-за стола Георгия, тот в последний момент вспомнил, что пора покормить своих мышек. Аллуэтта начала уверять, что она сама покормит, Георгий надменно напомнил, что лучшие повара всегда мужчины, даже в мире людей, а уж для мышей так и вообще…

Максим и Френсис уже сели за стол, Максим оглянулся на спор Георгия с Аллуэтой, проворчал:

– Господи, ну что эта дурочка прицепилась…

Френсис посмотрел с изумлением:

– Ну дура, а что тебе еще надо? Умная женщина не менее притягательна, чем искусственный разум.

Максим сказал в нерешительности:

– Я не совсем тебя понял… Хочешь сказать, что умные тебе неинтересны? А вот мне искусственный разум очень даже нравится.

– Мне тоже, – согласился Френсис. – Ну там, чтоб два раза не повторять «подай-принеси».

– А интегралы…

Френсис прервал:

– Не надо! Вот этого не надо. Нужна умная, даже очень умная, но не слишком. «Подай-принеси» понимает, этого достаточно. Ты что, извращенец?

– Н-нет…

– И я вроде нет. Как мне временами кажется. Но временами думаю, если мы в самом деле достигнем бессмертия и войдем в сингулярность, то почему мы сейчас такие вот и здесь?.. Если сингулярность достижима, мы должны быть на вершине времени, в его конце, а все события – в прошлом. Но если мы здесь и такие, то это значит, сингулярность не может быть достигнута?

Максим сказал с интересом:

– А другие варианты?