Alouette, little Alouette… - Юрий Никитин

– У меня такой вид?

– Всегда, – подтвердила она. – Максим Максимович, я тут нечаянно подслушала разговор Георгия и Джорджа.

– Подслушивать нехорошо, – сказал он строго.

– Правда? – изумилась она и сообщила с огорчением: – Но это так интересно… Джордж говорит, что установка всего в миллион долларов требует расходных материалов еще на десять миллионов. Это правда?

Он фыркнул.

– Джордж преувеличивает, по своему обыкновению. Не на десять, а примерно на пять-семь. Правда, если очень-очень экономить.

– А если не очень?

Он поморщился:

– Наука всегда экономит. Это вы там на яхтах и дворцах не экономите! А мы экономим.

Она сказала с огорчением:

– Ну до чего же я дура…

– Зато какая красивая, – сказал он ей в тон.

– Правда? – снова переспросила она, сказала обвиняюще: – Смеетесь над дурочкой, а это нехорошо! Священник вас осудит за негуманное отношение к животным.

– Хорошо, – возразил он. – Сразу как бы повышаешь свой статус.

– Что, – спросила она, – серьезно?

Он кивнул:

– Мы же пока что люди со всеми слабостями и рефлексами, доставшимися нам от питекантропов. Хотя все больше человечков начинают осознавать, как много придется оставить в этой жизни… Что ты так смотришь? Ах да, не в смысле перехода в мир иной, хотя переход в сингулярность то же самое, что переход в мир иной, только покруче…

– Да что там эти ваши человечки начинают осознавать, – спросила она, – что-то я не заметила. Я же тоже человечек.

– Общество еще не бурлит, – согласился он, – любое общество в массе тупее некуда, но верхушка уже насторожилась… В том числе и финансовая. Вы этого не заметили?

– Максим Максимович, – сказала она печально, – не надо меня на «вы». Мы же знакомы…

– Да? – переспросил он. – Я думал, современные девушки не знакомятся с посторонними даже в постели!

– Я не современная, – пояснила она, – я суперсовременная.

– Тогда ладно, – сказал он, – сейчас наступило время, к которому никак не может привыкнуть простой человек с нормальной психикой. К примеру, идеально работающие приборы, еще не отработавшие гарантийный срок, приходится выбрасывать, потому что за это время созданы следующее и даже послеследующее поколения, те работают во много раз лучше… Вернее, не они работают, а мы, потому что все приборы уже давно стали частью нас самих. Мало кто это понимает, но человек, даже искренне ратующий за отказ от технологической цивилизации и возврат к природе, не откажется от мобильника, автомобиля и прочих технических штучек. И вот человечку, который все еще ошарашен этим временем и не приспособился к нему, предлагают вступить во что-то вообще невообразимое.

Она зябко повела плечами.

– Я бы не рискнула.

– Вот-вот!

– Одна бы не рискнула, – пояснила она, – но с тобой… хоть в огонь.

– Абсолютное большинство населения, – согласился он, – и не помышляет ни о каком переходе в сингуляры. Их полностью устраивает, что они отныне почти полностью здоровые, не болеют, а еще вот-вот их всех сделают бессмертными. В сингуляры пойдут только ученые, да и то не все. С точки зрения трансгуманизма трудно назвать учеными даже, например, мирового уровня археологов, что раскапывают кости очередного фараона и с торжеством рапортуют о величайшем открытии века, что даст новый рывок всей науке: дескать, фараон спал, оказывается, не только со своей женой, но и ее сестрой! Лучше бы сиськи Ани Межелайтис обсуждали, все-таки дешевле и в самом деле интереснее: как же она ухитрилась увеличить их на два размера без операций?

Она чуточку улыбнулась, хотя хотелось хихикнуть, но удержалась, сказала как можно серьезнее:

– Насчет перехода в сингуляры дискуссии если и ведутся, то где-то у вас там, на страницах научных журналов…

– Почти верно, – сказал он, и она сразу приободрилась. – Дискуссии даже там хоть и ожесточенные, но осторожные. Дабы народ не волновать. Хоть он туда и не заглядывает, там нет Ани Межелайтис, но журналисты могут подсмотреть, а потом такие ужасы распишут!

– А там что, – спросила она, – как будем переходить в волновую форму?

– И ты, – спросил он, – намылилась?

– Я за тобой, – пообещала она. – Не отстану.

Он вздохнул:

– Ну что за щасте мне привалило… И такое переводить в волновую форму? Туда нельзя даже лучшим из лучших!.. У всех инстинкты о-го-го!.. Даже Курцвейлу и Обри надо кое-что убирать, а другое что-то усиливать.

Она сказала осторожно:

– А можно не убирать…

– Ну да, – заметил он саркастически, – еще бы!

– Всего лишь, – закончила она, – усилить чувство ответственности. Взрослости.

Он запнулся, подумал, посмотрел с интересом:

– Кто подсказал?

– Сама придумала, – ответила она настороженно. – А что не так?

– Напротив, – ответил он, – очень разумно. В самом деле сама?

– Я же сказала, – ответила она сердито. – И что особенного? Я же просто сказала, что думаю!

– Хорошо думаешь, – одобрил он. – Давно с тобой такое несчастье?

Она посмотрела на него исподлобья:

– Со второго-третьего дня… как начала здесь работать.

– Какая же свинья у тебя отец, – сказал он с глубоким сочувствием. – Порхала бы себе и дальше, нектары и амброзии хлебала, танцы и веселье круглые сутки… Даже зверь у тебя отец, а не простая свинья!

Она сказала недоверчиво:

– Да ладно, я же вижу, ты так не думаешь. Напротив, злорадствуешь, ржешь так глубоко внутри…

– Не ржу.

– Ржешь, – повторила она. – Ладно, пойду, а то уже смотреть начинают… Через полчаса обед, не забудь.

Он проводил ее взглядом, двигается она по лаборатории, несмотря на свои заявления, уже уверенно, почти по-хозяйски, чувствуется жилка сильной натуры. Ишь, готова в сингулярность, даже не зная, что это такое и что ее там ждет!

На самом деле обществу в целом еще далеко до сингулярности, хотя та приближается стремительно, а люди даже не избавились от простейших и давно знакомых болезней, и вообще из-за новых технологий фактически уже разделяются на два вида: здоровые изначально и… прочие. Большинство болезней оказалось проще лечить на генетическом уровне, то есть еще новорожденному поправить пару ДНК, и он уже никогда не будет знать, что такое геморрой, аденома предстательной и прочие-прочие, которые и не считаются болезнями, так как всего лишь результат нашего прямохождения, но сильно осложняют жизнь, а излечить их практически невозможно, так как после операции нарастают снова, а лекарствами эти наросты не убрать.