Этюд в розовых тонах - Анна Данилова

– Ты осуждаешь меня за то, что я вызвала тебя? Что сама не справилась и так и не сумела сделать правильных выводов?

– Я не осуждаю тебя. Но неужели ты не понимала, что Маша при случае может шантажировать тебя? Что тобой двигало? Желание разбогатеть?

– Но ведь деньги – это почти все. За деньги можно купить независимость, здоровье, дружбу, любовь, определенные блага, возможность увидеть мир и реализовать себя как личность. Разве не так?

– Ты противоречишь сама себе. Первое, что ты произнесла, было слово «независимость». Но ведь ты же зависишь от Маши. От ее настроения, от отношения к тебе, от того, поймают ее когда-нибудь или нет. И твои деньги – это, по сути, ее деньги.

– Но у меня есть личные вклады. И они неприкосновенны. Маша сама давала мне деньги, чтобы я положила в банк. Кроме того, у меня много наличности, которая хранится в моем тайнике. И это придает мне сил. Я знаю, что уже никогда не окажусь без гроша в кармане на вокзале, что я не умру с голоду, наконец!

– Да, это так. Но согласись, что всем этим ты обязана Маше. И она это прекрасно знает и пользуется этим.

– Но она любит меня. Она хочет, чтобы я была счастлива.

– И ты счастлива?

– Нет, – проговорила она упавшим голосом. – Я несчастна. Я живу в страхе и постоянно мечтаю о том, чтобы развязаться с Машей…

– …как в свое время мечтала развязаться с Софьей Андреевной? – напомнил ей Теслин.

– Софьей Андреевной? – Аля посмотрела на него с недоумением. – Неужели все повторилось? Ты хочешь сказать, что я снова должна откупаться? Только теперь уже от Маши?

– Нет. Я думаю, здесь надо поступить иначе. Нужно так сделать, чтобы Маша крепко обидела тебя и чтобы она почувствовала себя виноватой перед тобой. И вот тогда ты сможешь уйти, громко хлопнув дверью. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Лучший способ защиты – нападение? – грустно улыбнулась Аля. – Спровоцировать ее на разрыв… Но Маша не в состоянии обидеть меня. Она любит меня. И то, что я сегодня не вернусь домой, а останусь ночевать тут, лишний козырь для Маши, но никак не для меня. И когда мы встретимся, у меня будут виноватые глаза, а не у нее. И это она сможет хлопнуть дверью, а то и ударить меня в порыве ревности. Ведь я ушла почти сразу после того, как она объяснилась мне в любви. Что она подумает обо мне? Что я не только не люблю ее, но еще и презираю или боюсь. Что она испугала меня своим признанием. Или что я отнеслась к ее любви несерьезно и отправилась на свидание с мужчиной.

– Но ведь с тобой мог произойти, скажем, несчастный случай… Ведь никто, кроме твоего Виктора, не знает, где ты. Я мог бы позвонить ей и сказать, что тебе плохо, что ты находишься в такой-то клинике, что у тебя, предположим, сердечный приступ. Вот бы еще оказалось, что и ее тоже нет дома. Тогда бы ты легко с ней справилась и разыграла бы как по нотам свою обиду. Ты не хочешь ей позвонить?

– Хочу. Но что я ей скажу?

– Скажи, что с тобой все в порядке, и на этом прерви разговор. Важно, чтобы она знала, что ты думаешь о ней, но просто не хочешь ее прежде времени травмировать известием о том, что ты в больнице, и все такое… Мы прямо сейчас можем отправиться в любую клинику и там договориться, чтобы ты полежала в отдельной палате… Тебе сделают электрокардиограмму, дадут таблетки, и ты спокойно отоспишься. Ты же сама недавно говорила, что за деньги можно купить все. В том числе ложь продажных врачей. Ну, как тебе моя идея?

– Блеск. Тем более что у меня действительно в последнее время что-то колет в сердце. Словно вокруг него блуждает булавка, которая время от времени вонзается в него.

– Это все от нервов. Ты переживаешь.

– А как же номер? Ты ведь с дороги. Ты же совсем не отдыхал.

– Бог с ним, с номером. Мы – свободные люди, к тому же у нас есть машина. Сначала позвони, а потом поедем в город. Надо действовать.

Аля достала из кармана телефон и позвонила домой. Слушая длинные гудки, она не верила своим ушам. Маши дома не было. Мобильник же Маши был отключен. Стало быть, ее либо не было дома, либо она была там, но из принципа не брала трубку. Хотя это так не похоже на нее…

И все же пару часов они поспали. Теслин – на диване, Аля – на кровати. Теперь, когда Маша не откликалась на телефонные звонки, Аля чувствовала себя куда увереннее. Она не дождалась меня и отправилась к той женщине…

В час ночи Аля с Теслиным покинули пансионат и поехали в город. В два часа Теслин уже беседовал с дежурным врачом терапевтического отделения одной из городских клиник. Аля же рассматривала серо-зеленый узорчатый линолеум, которым был выстлан длинный, тускло освещенный больничный коридор, где она на жестком металлическом стуле поджидала возвращения Теслина. Когда он наконец вышел, она вопросительно посмотрела на него и по его довольному взгляду поняла, что все получилось.

Доктор Широков Валентин Александрович устроил Алю в отдельную палату.

– Спите, Аля, и ни о чем не беспокойтесь, – сказал Широков, молодой худощавый голубоглазый мужчина в бирюзовом халате, и как-то растерянно-озабоченно улыбнулся, словно ему было немного неловко перед Алей за то, что его так легко удалось уговорить совершить должностное преступление. – В жизни всякое бывает. Я напишу, что вы здесь с вечера…

– Спасибо, – кивнула головой Аля.

Она дождалась, когда в палате останется один Теслин, и перед тем, как расстаться с ним, обняла его.

– И куда же ты теперь? В пансионат?

– Нет. В ту самую гостиницу.

– В «Планету»?

– Да. Я перезвоню тебе. И если ты будешь не одна или тебе по каким-то причинам будет неудобно говорить со мной, дай мне знак. Я пойму.

– Хорошо.

Теслин уехал. Аля же долго не могла уснуть. Все думала о Маше, о том, где она могла быть, и постоянно звонила ей. Потом, не выдержав, набрала номер телефона Виктора. У нее из головы не шли его слова о том, что это он убил свою жену. Она была уверена, что они просто не поняли друг друга.

Она знала, что Виктор жил вместе с сестрой, поэтому не удивилась, услышав в трубке женский голос.

– Мне Виктора, пожалуйста.

Но на другом конце молчали. Аля слышала лишь спокойное дыхание этой женщины, его сестры, которая почему-то не хотела соединять ее со своим братом.

– Вы что, не слышите меня? Пригласите к телефону Виктора. Я знаю, что вы слышите меня… – Внезапно ее охватила ярость, и она закричала, захлебываясь словами, в трубку: – Да где Виктор, черт возьми?! Я расскажу ему, что вы вмешиваетесь в его жизнь и что не даете мне возможность с ним поговорить. Вы не имеете права…

Она перевела дух, чувствуя, что ее слова доставляют чуть ли не удовольствие той женщине, его сестрице, которая сейчас держит трубку возле уха и в душе посмеивается над Алей.

– Я все расскажу ему, все… И у вас будут неприятности. Понятно? Он тоже имеет право на личную жизнь. И если вы – старая, иссушенная злостью вобла, то это ваши проблемы… Вы – эгоистка и совсем не любите своего брата, раз так ведете себя…