Этюд в розовых тонах - Анна Данилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе не следовало приезжать сюда…
Она встала и, взяв за руку Кленова, вывела его из столовой на улицу. Усадила на скамейку под гигантским каштаном и, не отпуская руки, заговорила:
– Повторяю, тебе не следовало приезжать сюда, следить за мной и вообще искать встречи. Ты звонил мне? Я знаю, что звонил.
– Значит, это ты брала трубку?
– Нет, трубку брала моя сестра, но я знала, что ты рано или поздно разыщешь мой номер и позвонишь. Виктор, мы не должны больше видеться. То, что произошло в тот день, помешательство. Иначе и не назовешь. И разве можно воспринимать наши отношения серьезно? Понимаешь, у меня был трудный день, мне было очень плохо, и ты спас меня. Но все это в прошлом. Сейчас я совершенно другая. Ты видишь, что я с мужчиной. Разве не понятно, зачем мы приехали сюда и чем будем сейчас заниматься в нашей комнате? У меня своя жизнь, и мне очень жаль, что своим поведением я дала тебе повод надеяться на что-то… Забудь меня. Мы не должны встречаться.
Но Виктор не дал ей договорить. Он, как в сети, поймал ее в свои объятия и поцеловал. В перерывах между поцелуями он говорил ей:
– Я все это время думал только о тебе. Да, ты права, я звонил тебе. Кто этот человек? Если он не муж тебе, то брось его. Я хочу быть с тобой. Не исчезай. Я не знаю, что со мной…
Он бормотал еще что-то, и вся его речь напоминала бред.
– Виктор, ты пугаешь меня… Уезжай. Оставь меня. Меня ждут. Пожалуйста…
Она вырвалась из его рук.
– Послушай, неужели ты не помнишь меня? Ведь мы были с тобой знакомы… Ты – Виктор Кленов… Ну же! Вспоминай!
Она увидела боковым зрением, как к скамейке подошел Теслин. Он спрятался в тень и теперь мог наблюдать за всем тем, что происходило между Алей и Виктором.
Виктор же, услышав ее последние слова, испытал легкий шок. Его вдруг пронзила мысль о том, что Аля – та самая девушка с вокзала, которая удовлетворила его сексуальное желание, так и не получив с него за это деньги. А ведь он догадывался об этом, но только не хотел признаваться себе самому в том, что Аля – бывшая вокзальная проститутка. И теперь он, глядя на ее нежное лицо, не знал, как себя вести и что говорить.
– Так это ты была… там… тогда?
– Да, это я, – ответила ему Аля. Она подумала, что Виктор узнал в ней свидетельницу, которая утверждала, что видела в лесу на лыжне мужчину точно в таком же лыжном костюме, какой был у Виктора. – Это я «помогла» тебе… Ты уж извини.
– Да нет, это ты меня извини… Я поступил как настоящая скотина…
Он имел в виду ту ночь, когда не заплатил молоденькой вокзальной проститутке за полученное удовольствие. Сейчас, когда Аля к тому же еще произнесла это «помогла», он, не уловив иронии, понял, что видит перед собой именно ту вокзальную девчонку, которая в известном смысле помогла ему освободиться от излишней сексуальной энергии.
– Но нам обоим это надо забыть, – продолжал он говорить, испытывая стыд перед Алей за свой пошлейший поступок. – Ведь так? Забыть, чтобы никогда не вспоминать. У меня тоже жизнь складывалась далеко не так, как я бы этого хотел. Но потом все изменилось. И у тебя все изменилось…
– Конечно, ведь прошло столько времени. Так, значит, ты узнал меня?
– С трудом, но узнал. Ты очень похорошела. И я готов забыть все то, что было тогда… Это не мы виноваты, что жизнь поставила нас в такие условия. Но мы же преодолели это. И вот снова встретились и узнали друг друга… Ты простишь меня?
– Но за что? Могу себе представить, как тебе было больно… Ведь это же не ты… не ты… сделал?
– Как же не я, когда я. Но я так мучился, так переживал потом. Я же никогда прежде не занимался такими вещами…
Аля смотрела на него с ужасом. Господи, да что же такое он говорит? Неужели это он убил свою жену? Получается, что мои показания помогли следствию, но этот человек за убийство женщины получил всего десять месяцев?.. И вот теперь он спокойно говорит об этом. А что, если он вообще болен? Психически?
Аля уже не знала, что думать. Ясно было одно: надо как можно скорее избавиться от его общества и продолжить разговор с Теслиным. Возможно, она что-то не так поняла, и Виктор никого не убивал, но сейчас она была не в состоянии думать об этом.
– Виктор, прошу тебя, поезжай домой. Дай мне свой телефон, и я тебе обязательно позвоню. А мне надо остаться здесь. Разве ты не видишь, как я нервничаю. Я же не одна. Ты можешь сейчас все снова разрушить…
– Хорошо, – произнес Виктор сухо и поднялся. – Я уеду. Мне понятны твои чувства. Не каждая женщина сможет встречаться с мужчиной, который был свидетелем ее… не падения, нет, но состояния, близкого к этому. Я не осуждаю тебя, и ты должна это знать, понимаешь? Ты мне очень нравишься. Я не могу пока сказать, что люблю тебя, потому что должно пройти какое-то время, чтобы я понял, какие же чувства я к тебе испытываю, но ты нужна мне. Очень. И знай, если ты даже выйдешь замуж за этого парня, с которым сюда приехала, я все равно буду твоим другом и ты сможешь обратиться ко мне, позвонить, встретиться со мной… Ведь брак – это не тюрьма. И я очень, очень хотел бы тебя видеть снова… пожалуйста, не исчезай… Вот тебе моя визитная карточка. Позвони мне. Хотя я уже давал тебе свой телефон…
И Виктор, поцеловав Алю на прощание, быстрым шагом направился в сторону центральной аллеи.
Теслин подошел и обнял Алю за плечи:
– Это тот самый парень?
– Да… – Аля смахнула слезу со щеки. – Какой он странный… Если бы ты только слышал, что он мне такое говорил. А ведь мы виделись с ним всего лишь раз… Тот, первый раз, не считается…
– Говорят, что любовь – это болезнь. Знаешь, мне показалось, что этот парень заболел тобой. А если это так, то об этом станет известно Маше. Словом, надо действительно всерьез подумать о том, как тебе жить дальше…
Когда Маша поняла, что Аля не придет ночевать, ее охватила такая тоска, что она два часа просидела неподвижно возле окна, не зная, чем себя занять и что сделать, чтобы унять не утихающую боль в сердце. Теперь, когда Аля знала, какие чувства испытывает к ней Маша, ее отсутствие можно было расценить только как предательство, как желание продемонстрировать Маше свое презрение к ней, свою нелюбовь. Но тогда зачем же она подарила ей надежду, зачем поцеловала прямо в губы? Это был совсем не такой поцелуй, как прежде, когда Аля целовала ее в благодарность за что-либо или в знак дружбы. Это был поцелуй любви. И что же стало с этой самой любовью? Неужели она могла испариться всего за сутки?
Она могла бы позвонить Але, но кто-то внутри ее считал, что это Аля должна позвонить сюда, домой. И тогда она снова позвонила Эстер. Грудной и нежный женский голос, возникший в ночи, обволакивал ее, туманил мозг. Несомненно, с Эстер было все куда проще. Но Маша не любила ее. Их отношения были совершенно другого характера, хотя и приносили удовлетворение и наслаждение. Эстер тоже была одинока. И потому сразу же пригласила к себе. И Маша, оставив Але записку с нейтральным коротким текстом («Буду утром. Целую. М.»), вызвала такси и отправилась на свидание.