Перекресток зимы и лета - Елизавета Дворецкая

Дарована сняла золотое яблоко с блюда и положила в сторону. Без него сразу стало темнее: только одна лучинка горела в кованом узорном светце. Положив обе руки по сторонам блюда, Дарована сосредоточилась и стала тихо приговаривать, стараясь видеть все то, о чем говорит:

На море на океане, на острове на Буяне

Лежит бел-горюч камень,

А на том камне растет дерево огненное,

Вниз ветвями, вверх корнями.

А под деревом тем бездны преисподние,

Где солнце не светит, ветер не веет,

Роса не ложится, трава не растет,

А лежит там один Огненный Змей.

Дароване было жутко: в игре пламенных отблесков на гладкой светлой поверхности блюда, в темноте вокруг ей виделась мрачная бездна, в которой висит мертвая, жадная пустота. Все там было неподвижно, бездыханно, и только Огненный Змей, единственная искра странной, неземной жизни, лежал, свернувшись, у подножия ледяной горы. Темнота давила на него, не давала поднять голову…

Заключен он в бездны преисподние

За тридевять железных тынов,

За тридевять медных ворот,

За рекою огненной, за ключами кипучими,

За котлами горючими.

Ой ты, Огненный Змей!

Опрокинь ты ворота медные,

Сломай ты столбы железные,

Погаси ты реку огненную,

Вылетай из бездны преисподней!

Дарована говорила все громче и увереннее: она видела, как Огненный Змей приподнимает голову, точно услышал ее слова. На глазах у нее он вдруг начал расти, наливаться живым пламенным светом, повернулся на месте, как вихрь, а потом вдруг взвился в воздух и полетел, описывая пламенный круг под своим темным давящим небом.

И одновременно Дарована ощутила, что какая-то неведомая сила вмиг опутала ее и потянула куда-то; вцепившись обеими руками в стол, она старалась удержаться на месте, понимая, что ее тянет к себе эта жуткая бездна. А Огненный Змей описывал круг за кругом все быстрее и быстрее, и с каждым кругом поднимался все выше и выше; давление тянущей силы нарастало, и Дарована поняла, что это: Огненный Змей у нее берет силы для своего движения. Это она вытягивает его из Бездны, как будто между ними протянута невидимая цепь. Она сама своим заклинанием сковала эту цепь и бросила ее конец в Бездну, и теперь должна держать, если хочет довести дело до конца и избежать жадной пасти подземелья! Кто перетянет: она ли сорвется за Змеем в Бездну, он ли выйдет к ней на белый свет? Дароване было жутко, тяжело, в любой миг она ждала, что не выдержит и рухнет в эту черноту; но вместе с тем она почему-то ощущала себя огромной, как гора над пропастью. Какие-то неведомые корни крепко привязали ее к земле, держали и не давали упасть; в памяти мелькнул образ Макоши. Мать Всего Сущего не спускала с нее глаз и помогала всеми силами земли. И Дарована торопливо заклинала, боясь, как бы не порвалась эта волшебная цепь:

Иди ко мне буйным вихорем,

Синим облаком, темным сумраком,

Снегом летучим, метелью секучей,

Назад оборотись, вспять повернись,

На семи ветрах, семи вихорях

Иди от западной стороны под восточную,

Иди от рассветной поры к полуночной,

Иди вперед хребтом, назад лицом.

Огненный Змей завертелся клубом, бешено задергался, словно хотел мчаться в несколько сторон разом, потом встал в воздухе и кувыркнулся через спину назад.

И тут же по глазам Дарованы ударила яркая вспышка, до слуха долетел тяжелый и все нарастающий грохот, как будто целая каменная гора обрушилась и катилась в море. Но при этом ей стало легче: давление тянущей силы ослабло. Закрыв лицо руками, переполненная ужасом, ничего не видя, кроме размытых пламенных пятен во тьме, Дарована торопливо продолжала, не понимая, оборвалась ли связь, хорошим или плохим знаком служит ее облегчение, и боясь даже подумать, чем все это кончится:

Иди назад к дождю осеннему,

Иди к листу палому,

Иди, Зима, к щедрой Осени!

Лети из-за синего моря,

Лети из-за темного леса,

Лети из-за тридевяти земель,

Лети ко мне в высокий терем,

В двери и окна,

В чистую горницу.

Явись ко мне не лесом стоячим,

Не облаком ходячим,

Не буйным ветром,

Не черным вороном,

Не серым волком:

Явись ко мне добрым молодцем!

Над теремом что-то загудело, мощный порыв ветра рванул крышу. Разинув рты, последние гости княжьего двора смотрели, как Огненный Змей, поток пламени, пролетел на крышей терема, сделал круг, а потом вдруг рассыпался тучей блестящих огненных искр.

Дарована отняла руки от лица. Прямо с потолка горницы срывались и висели в воздухе сотни огненных искр. Стало жарко, сам воздух сгустился: сюда вошла иная сила, могучая, тяжелая. Что бы там ни было, а она одолела, вытянула… его … Вытянула из Бездны, и сейчас он здесь, с ней, в этой горнице. Искр становилось все больше и больше, уже было больно глазам, и Дарована хмурилась, но старалась смотреть. Потом вдруг все погасло.

Было темно, однако ощущение давящей горячей силы осталось. На полу, на княгинином ковре, лежала какая-то темная фигура. Нельзя было даже рассмотреть, человек это или зверь. Дарована не смела пошевелиться, ее пронизывал нестерпимый ужас при мысли, что она – наедине с порождением «Бездны Преисподней», которое сама же вызвала сюда. Ей не приходило в голову крикнуть, позвать кого-то; она даже не помнила, что внизу и по сторонам за тонкими бревенчатыми стенами полно людей: вызванный из Бездны пришел к ней, их двоих отделяла от всего мира невидимая грань, и только она сама могла продолжать начатое. При неярком свете лучины, бросающем густые тени, лежащий на полу казался огромным, черным и даже лохматым, как медведь. Матушка Макошь! Да что же это? Что за чудовище она раздобыла?

Темное существо пошевелилось. Дарована торопливо попятилась и остановилась, наткнувшись на скамью у стены. С пола прозвучал короткий стон. Потом существо заворчало, несколько раз глубоко, с хрипом, вздохнуло. Даровану била дрожь, по спине бегали волны холодных мурашек, волосы надо лбом шевелились, на глаза набегали слезы ужаса, даже в сомкнутых челюстях ощущалась противная дергающая судорога: теперь она понимала, что значит «стучать зубами».

Существо приподнялось, село на полу. В тишине громко раздавалось его тяжелое, с хрипом, дыхание. Теперь было видно, что хотя бы внешне оно похоже на человека: у него была одна голова, две руки и две ноги. Вся голова обросла черными космами, и нельзя было рассмотреть лица… Если у него вообще есть лицо. Дарована леденела, воображая, что сейчас «это» повернется к ней и она увидит жуткую, дикую, оскаленную морду…

Темная голова действительно повернулась, и Дарована снова попятилась, хотя дальше была только стена. Темная рука отбросила с лица свесившиеся волосы, и Дарована увидела черты, знакомые, но какие-то новые, настолько изменившиеся, что едва сумела их узнать.