Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель - Мэри Стюарт

– Так вы американка. Ваш голос. Акцент совсем слабый, но…

– Канадка.

– Она, – медленно произнес молодой человек, – уехала в Штаты…

– Послушайте, – разозлилась я, – вы опять…

– Нет, пожалуйста, простите, я не то имел в виду! – Он в первый раз улыбнулся. Сквозь слабую дымку недоверия начало просвечивать обаяние. – Я вам верю, честное слово, верю, хотя чем больше на вас гляжу, тем фантастичней мне все это кажется, несмотря даже на ваш иностранный акцент… – Он с видимым усилием оторвал от меня этот пристальный взгляд, под которым становилось так неуютно, и нагнулся почесать за ухом колли. – Прошу, не сердитесь! – В быстро вскинутых глазах читалось лишь очаровательное извинение. – Должно быть, я вас до смерти напугал, так неожиданно наскочив и набросившись, точно призрак из прошлого.

– Мое прошлое, – колко возразила я, – никогда не порождало ничего подобного. Так вот какая встреча готовилась вашему блудному сыну? Я, э-э, так поняла, вы отнюдь не стали бы закалывать упитанного тельца в честь Аннабель. Вы сказали – Аннабель?

– Аннабель. Да, пожалуй, не стал бы. – Он отвернулся от меня, глядя на расстилавшуюся внизу гладь озера, и, казалось, всецело увлекся созерцанием пары лебедей, плывущих вдоль полосы тростников у противоположного берега. – Вы догадались, что я хотел напугать ее.

Это было утверждение, а не вопрос, однако в нем звучала и какая-то забавная пробная нотка.

– Да, отчасти, – сухо подтвердила я.

– Надеюсь, вы не вообразили, будто я наговорил всю эту ерунду всерьез?

– Не зная обстоятельств, – хладнокровно ответила я, – не берусь судить. Но у меня определенно сложилось впечатление, что этот утес слишком высок, а до дороги слишком далеко.

– Неужели?

Наконец в его речи проскользнул слабейший налет ирландского говора. Мой собеседник повернул голову, и глаза наши встретились.

Я рассердилась, поймав себя на том, что снова затаила дыхание. Ведь было совершенно очевидно, что даже если сей весьма эффектный молодой человек и впрямь замышлял убийство пять минут назад, то теперь оставил эту мысль.

Он улыбался мне, включив на всю мощь пресловутое ирландское обаяние, и, как я раздраженно подумала, до того напоминал воплощение традиционной девичьей молитвы, что это просто не могло быть правдой. Он протянул мне портсигар, чуть приподняв одну бровь – тонко рассчитанным и неотразимым движением.

– Вы ведь простили меня? Больше не хотите бежать без оглядки?

Конечно, по-хорошему мне следовало просто развернуться и уйти. Но ситуация перестала быть – если вообще когда-то была – опасной. Я уже и без того выглядела и чувствовала себя более чем глупо для одного дня. А повернуться и сбежать было бы еще бесконечно глупее, не говоря уж о том, что это трудно исполнить, не теряя достоинства. И потом, когда первый испуг утих, во мне пробудилось любопытство. Я хотела узнать больше. Не каждый день в тебе узнают – и из-за этого накидываются с угрозами – двойника кого-то, умершего несколько лет назад.

Поэтому я улыбнулась в ответ на смущенно-извиняющуюся улыбку и взяла предложенную сигарету.

Я опустилась на прежнее место, а молодой человек присел на стену в ярде от меня, повернувшись так, чтобы видеть мое лицо, и обхватив руками одно колено. Из уголка его рта небрежно торчала сигарета, дым поднимался вверх мимо прищуренных глаз. Колли растянулся у ног хозяина.

– Вы остановились где-нибудь неподалеку? Нет, вряд ли, не то все только о том и судачили бы. Ваше лицо хорошо известно в этих краях. Значит, просто приехали на денек? На каникулы?

– В некотором роде. На самом деле я работаю в Ньюкасле, в кафе. Сегодня у меня выходной.

– В Ньюкасле? – повторил мой собеседник тоном полнейшего изумления. – Вы?

– Да. А что тут такого? Вполне славный городок.

– Разумеется. Только вот… ну, как подумаешь, немного странно, что вы приехали в эти края. Что вас сюда привело?

Короткая пауза.

– Знаете, – наконец нарушила я молчание, – по-моему, вы все еще мне не верите. Ведь так?

Несколько мгновений он не отвечал, все так же напряженно разглядывая меня через сигаретную дымку. Я твердо выдержала этот взгляд. Наконец молодой человек медленно разжал руки, вынул сигарету изо рта и стряхнул пепел, следя, как тончайшие серые крупинки тают в воздухе.

– Нет. Я вам верю. Но не слишком вините меня за резкость. Странноватое ощущение – наткнуться на двойника человека, которого знал раньше.

– Поверьте, еще страннее узнать, что у тебя есть двойник, – заметила я. – Как ни смешно, но это такая вещь, которую как-то отказываешься признавать.

– Знаете, об этом-то я не думал, но, сдается, вы правы! Чертовски не хотелось бы убедиться, что существуют два меня.

«Тут я тебе верю», – подумала я, но вслух говорить не стала, а лишь улыбнулась.

– Полагаю, это посягательство на личность. Сразу включается примитивное чувство – как бы его назвать? Индивидуальности? Самобытности? Хочется быть только собой и никем иным. Да еще это до жути напоминает колдовство. Чувствуешь себя, точно дикарь с зеркалом или Шелли, как-то перед завтраком повстречавший призрак.

– А он правда его встретил?

– Он так утверждал. Якобы это предвестье несчастья, а может, даже смерти.

Мой собеседник усмехнулся:

– А я, оказывается, рискую.

– О боже, не вашей смерти. Смерть грозит тому, кто видит призрак.

– Ну так это я и есть. Вы ведь призрак, верно?

– Ага, вот вы и попали в самую суть, – сказала я. – Именно этого-то никто и не хочет признавать. Никто не хочет оказаться призраком, двойником. Каждый хочет быть настоящим.

– Что ж, это по-честному. Тогда вы – настоящая, а Аннабель – призрак. В конце-то концов, это ведь она умерла.

Меня потрясла не столько сама эта небрежная фраза, сколько отсутствие в голосе молодого человека чего-то такого, что непременно должно было там быть. Эффект получился столь же поразительным и недвусмысленным, точно он грязно выругался.

Мне стало неуютно.

– Знаете, я не хотела… Следовало мне сообразить, что такой разговор будет вам неприятен, даже если вы, ну, не ладили с Аннабель. В конце-то концов, она была вашей родственницей – кузиной, вы сказали?

– Я собирался жениться на ней.

Я как раз затягивалась сигаретой и чуть не подавилась дымом. Секунд пять я, должно быть, просто таращилась на своего собеседника, открыв рот, а потом слабо произнесла:

– Правда?

Он скривил губы. Странно было видеть, что такие красивые черты могут вдруг преобразиться в нечто совершенно противоположное.

– Должно быть, вы думаете про себя, что не так-то много любви и пропало? Что ж, возможно, вы правы. А возможно, и нет. Она предпочла сбежать, нежели выйти за меня замуж. Растаяла в голубой дали восемь лет назад – и все. Лишь короткое письмецо из Штатов дедушке, что она жива-здорова и чтобы мы не рассчитывали услышать о ней еще что-нибудь. Ну да, признаю, у нас вышла ссора, наверное, я вел себя… – Пауза и легкое пожатие плеч. – Словом, она исчезла и больше – ни слова, вплоть до этого самого дня. Легко ли такое простить, как по-вашему?