Наполеон. Голос с острова Святой Елены. Воспоминания - Барри Эдвард О'Мира

Сначала губернатор отрицал и это моё заявление, но после продолжительной дискуссии решил дать следующий ответ: «Губернатор в настоящее время готовит ответ на замечания графа Бертрана. Когда губернатор закончит эту работу, он направит соответствующее письмо графу Бертрану, и тогда, если потребуются ещё какие-либо договорённости, губернатор не будет возражать против того, чтобы разрешить адмиралу или любому другому лицу, которое генерал Бонапарт может посчитать подходящим для этой цели, действовать в качестве посредника; хотя само посредничество любого лица не будет иметь абсолютно никакого влияния на то, чтобы вынудить губернатора разрешать ему сделать что-либо в большей или меньшей степени, чем то, что он бы делал по собственной воле и по собственному суждению. Ожидание рекомендаций из Англии были причиной задержки принятия решения о поручении адмиралу взять на себя роль посредника».

Сэр Хадсон поручил мне показать этот его ответ Наполеону и в то же время вручил мне копию его собственного ответа на первоначальное предложение о посредничестве с замечаниями Наполеона на оборотной стороне. Губернатор попросил меня обратить внимание на одно из замечаний Наполеона, которое, наряду с его специфическим характером, следует объяснить генералу Бонапарту, что «оно в своей сущности заставляло верить в то, что генерал Бонапарт был намерен отказаться от посредничества адмирала».

После этого я повторил сэру Хадсону Лоу заявление, сделанное Наполеоном, по поводу незаконности попыток губернатора подвергнуть лиц из его свиты бо́льшим ограничениям, чем те, которые были навязаны самому Наполеону; я также повторил то, что Наполеон сказал об инциденте с генералом Гурго. На это сэр Хадсон ответил, «что, будучи губернатором, он властен не только делать одолжение, но и отказывать в этом тогда, когда ему это заблагорассудится. Если он сделал в чём-то уступку генералу Бонапарту, то это не значит, что он обязан делать то же самое в отношении остальных лиц: члены свиты генерала Бонапарта свободны в своём желании покинуть остров тогда, когда они этого захотят, если им не нравится, как с ними здесь обращаются, и т. д.»

Губернатор также попросил меня повторить генералу Бонапарту, что запрещение разговаривать с посторонними лицами было актом вежливости и дружелюбной формой предупреждения. Я обратил внимание губернатора на то, что не думаю, что Наполеон воспользуется любым видом снисхождения к нему до тех пор, пока то же самое не будет оказано всем остальным французам. Его превосходительство ответил, «что он не может даже подумать о том, чтобы разрешить офицерам генерала Бонапарта слоняться по всему острову, рассказывая неправду о нём (о сэре Хадсоне), как это делали Лас-Каз и Монтолон. Для генерала Бонапарта было бы лучше, если бы при нём не было таких лжецов, как Монтолон, и таких хныкающих сукиных сынов, как Бертран».

Я сказал, что Наполеон также обратил внимание на то обстоятельство, что не представляется возможным, чтобы все ограничения могли быть введены согласно специфическим инструкциям министров, поскольку губернатор в силу данной ему власти сам отменил некоторые из них, что если бы они были введены по приказу министров, то он, губернатор, не посмел бы пойти на это, не получив сначала их разрешения, для чего ещё не было достаточно времени. Его превосходительство, видимо, был застигнут врасплох, так как он не задумываясь ответил: «Ограничения не были введены по приказу министров; ни мне, ни сэру Джорджу Кокбэрну не были даны указания в деталях. На самом деле всё полностью оставляется лишь на мое суждение, я могу принимать меры, которые сочту необходимыми, и фактически я могу решать всё так, как мне заблагорассудится. Я имею приказ проявлять особую осторожность, чтобы он не сбежал с острова, а также препятствовать любого рода переписке с ним, за исключением той, которая проходит через мои руки. Всё остальное оставлено на моё усмотрение».

1 февраля. Информировал Наполеона о том, что мне было поручено сэром Хадсоном Лоу. Показал Наполеону ответ его превосходительства на предложение о посредничестве с замечаниями Наполеона на оборотной стороне.

«Я утверждаю и буду продолжать утверждать, — ответил император, — что его последние ограничения даже хуже, чем те, которые действуют в Ботани Бей, потому что даже там не делается попыток запрещать людям говорить. Совершенно бесполезно для него пытаться убедить нас в том, что с нами хорошо обращаются. Мы — не простофили и не простой народ. Нет ни одного свободнорождённого человека, чьи волосы не встали бы дыбом, прочитав подобный гнусный документ, запрещающий разговаривать. Его утверждение о том, что это запрещение является актом вежливости, есть не что иное, как явное издевательство, и только добавляет к оскорблению насмешку. Я прекрасно понимаю, что если он действительно намерен в чём-то оказать снисхождение, то в его власти сделать это без всякого посредника. Он проявил присущий ему признак слабоумия, когда он принял предложение о посредничестве только для того, чтобы, однажды приняв его, потом не сдерживать своего слова. Иногда я думаю, что он просто палач, который приехал сюда, чтобы подвергнуть меня смертной казни; но, скорее всего, он — просто ни к чему не способный человек, не имеющий сердца и не понимающий своих обязанностей».

Несколько дней назад граф Бертран передал запечатанное письмо капитану Попплтону, адресованное сэру Томасу Риду. Так как капитану Попплтону было приказано направлять все запечатанные письма губернатору, то он и направил его в «Колониальный дом», где оно было распечатано сэром Хадсоном Лоу, обнаружившим, что в конверте находилось открытое письмо, адресованное отцу Бертрана и сообщавшее о родах графини Бертран. К письму была приложена записка сэру Томасу, содержавшая просьбу отправить письмо в Европу по обычным каналам. В письме были слова, «мы пишем» г-ну де ла Туш и т. д., «сообщить следующую информацию» и т. д. Сэр Хадсон Лоу понял эти слова так, что они уже «ранее писали», и немедленно послал графу Бертрану письмо с выговором, которое спешным образом было переслано в Лонгвуд с дежурным драгуном.

Встретил сэра Хадсона Лоу на холме над коттеджем «Ворота Хата». Сообщил ему об ответе Наполеона. Его превосходительство повторил, что запрещение разговаривать, на которое так много жаловались французы, не являлось приказом, но скорее просьбой и примером заботы со стороны его (сэра Хадсона) для того, чтобы воспрепятствовать необходимости вмешательства британского офицера, которая бы возникла в противном случае.

«Вы сообщили ему об этом?» — спросил сэр Хадсон Лоу. Я ответил, что да, сообщил. «Хорошо, ну и что же он на это ответил?» Я процитировал ответ Наполеона, содержание которого явно не понравилось губернатору. Я соответственно информировал губернатора о том, что снабжение Лонгвуда водой настолько недостаточно, что иногда нельзя в полной мере наполнить ванну для Наполеона, и что получение необходимого количества воды в Лонгвуде стало вообще большой проблемой. В ответ сэр Хадсон Лоу заявил, «что он не знает, с какой стати генералу Бонапарту надо так части и так долго томиться в горячей воде в то время, как 53-й пехотный полк не может в достаточной мере получить для себя воды, чтобы готовить еду».

2 февраля. Наполеон принимает ванну. «Этот губернатор, — заявил он, — два или три дня тому назад прислал письмо Бертрану, которое убеждает меня в том, что этот человек представляет собой редкую смесь тупоумия и наивной хитрости, но среди всех качеств у него всё же превалирует неспособность к чему-либо. Он написал Бертрану письмо в таком тоне, как будто писал ребёнку восьми или десяти лет от роду, потребовав, что если тот направляет письма в Европу, пользуясь иными каналами, минуя его (губернатора), то он обязан сообщать ему, какими именно. Он же не понимает французского языка. Французскому языку свойственна изысканность, а именно, когда вы пишете предложение в настоящем времени, например «я пишу», то это означает, что вы определённым образом намерены написать, но ещё не написали. Это изысканная форма использования настоящего времени вместо будущего. Если бы Бертран написал слова «я написал», то это действительно означало бы, что он ранее писал; но «я пинту» означает твердое намерение и решимость сделать то, что ещё не сделано. Можно было бы извинить губернатора за то, что ему незнакома изысканность чужого для него языка, если бы он не осмелился делать замечания по поводу его использования. В этой ситуации ему следовало бы пойти по стопам духовника, забыв о содержании письма после того, как он внимательно ознакомился с ним».