Самоцветные горы - Мария Семенова

Он кивнул Винитару:

– Хозяина приведи.

– Не надо!.. Не надо батюшку!.. – завыла молодаяженщина и попыталась ползти к ним по ложу, не иначе, затем, чтобы упасть наколени. Рука, по-прежнему цеплявшаяся за ожерелье, удерживала её, но она этогоне сознавала. – Если деньги… сколько надо, скажите…

– Лежи, где лежишь!.. – негромко прошипелШамарган. Он даже никак не обозвал её. Но что-то свистнуло, и из подушки ввершке от лица распутницы полетел пух. Это Шамарган поднял с пола и метнул однуиз шпилек, не так давно вынутых любящими руками из густого шёлка волос. Женщинаахнула и обратилась в статую, правда, статуя тут же принялась мелко дрожать.Замер и мужчина. Он вполне оценил бросок и оказался способен понять, чтопроизойдёт, если белобрысый вместо безобидной шпильки возьмётся за нож.

Винитару между тем не удалось управиться совсем бесшумно. Внедрах дома что-то тяжело рухнуло, но спустя очень мало времени кунс возник напороге, подталкивая перед собой напутанного, ничего не соображающего хозяинадома.

На первый взгляд Шехмал Стумех показался Эвриху стариком. Онбыл тощ и сутул, с жидкими седыми волосами и такой же бородёнкой. Днём, налюдях, он умел придать себе важный и значительный вид, но теперь, босой иполуголый, опирающийся на палку, он вызывал жалость пополам с лёгкойгадливостью, как обычно бывает при виде болезненной дряхлости… Дряхлости? Эврихмысленно сравнил внешность Стумеха и цветущей красавицы на постели. С трудомверилось, чтобы всего двадцать с небольшим лет назад этакая развалина сумелазачать подобную красавицу дочь… Хотя чего только не бывает… Зря ли пишут учёныемужи, что отец может быть стариком или мальчишкой, это не имеет значения, лишьбы мать пребывала в хорошей детородной поре… Эврих присмотрелся к мельникупристальнее и понял, что первое впечатление всё-таки было ошибочно. Конечно,ведь ему полагалось быть моложе отца Ниилит, умершего лет десять назад совсемне старым мужчиной. Шехмала Стумеха высушили и согнули не годы, а тяжёлое гореили болезнь. Может, смерть жены пять лет назад. Может, ещё что…

И уж от сегодняшнего ему точно не предстояло помолодеть.

Стумех, сам полураздетый, довольно-таки бессмысленноразглядывал постель и два голых жалких тела на ней. Эти люди, так грубонарушившие ночной покой его дома, – один из них, светловолосый, походяугомонил телохранителя у порога его спальни, чуть не вышибив парнюмозги, – не были ворами. Они просто не могли ими быть, ибо разве он не вполной мере и не вовремя платил старшине чирахских воров должную мзду?.. Нотогда кто они? Стумех постепенно осознавал, что именно видели его глаза там, нарасшитом покрывале смятой постели. Неужели это зять нанял головорезов дляохраны своей супружеской чести?.. Эврих смотрел на трясущегося старика и времяот времени строго напоминал себе: вот человек, продавший Ниилит в рабство.Однако вспоминалось почему-то совсем другое. Если верить слухам, почерпнутымнеутомимым Шамарганом в чирахских трактирах, Стумех со времени кончины женынапрочь отошёл от хозяйства и перестал интересоваться даже торговлей, передаввсе дела наёмным помощникам. И не то что по своим мельницам не ездил – вообщередко появлялся из дому. Чем же были заняты его дни? А вот чем. Люди говорили –он писал письма покойной. Их потом сжигали в курильницах вместе с благовониямиу неё на могиле. Этот человек продал в рабство свою кровинку, дитя умершегобрата по имени Ниилит. Но против всякого здравого смысла Эвриху было его жаль.Богиня Милосердная и Карающая уже полной мерой воздала ему за святотатство,забрав ту единственную, которую Стумех, похоже, вправду любил. А теперь ещё ираспутство дочери свалилось ему на плечи, словно куль муки, непосильный для сгорбленныхплеч…

Посох у мельника был старинный, на полтора локтяпревосходивший его рост, с верхним концом, искусно загнутым в полукольцо.Далёкие предки-пастухи такими ловили за заднюю ножку непослушных овец. Теперьэто была принадлежность хозяина дома, старшего в роду. Наверное, тоже от братаунаследовал… Стумех сам излечил арранта от неуместной жалости, спросивнеожиданно цепко и очень по-деловому:

– Сколько я должен заплатить вам, почтенные, за то,чтобы весть о случившемся в этом доме миновала ухо моего зятя?

Слово “зять” по-саккаремски было скомкано из целой фразы,которая, если её распрямить, звучала примерно так: “Хвала Богине, у меня естьещё один сын!” Рядом с осквернённым супружеским ложем, в устах старика,привыкшего всему находить денежную меру, повседневное “сын-хвали-бо” прозвучаложестокой насмешкой. Которую, кажется, заметили все, кроме него самого.

– Мы не намерены губить ни тебя, ни твою дочь, –сказал Волкодав. Лицо у него было деревянное. – И серебро твоё нам ни кчему. Мы даже этого ничтожного, – он кивнул на замершего, обильнопотеющего Бхубакаша, – не стремимся отдать на прилюдное оскопление какпрелюбодея… хотя он того и заслуживает… Мы только желали, чтобы ты увиделожерелье, считавшееся похищенным. И признал перед вейгилом, что оно никуда непропадало из твоего дома.

Это последнее не могло вызвать сомнений даже на оченьподозрительный взгляд. “Сердечный друг” стоял в постели на четвереньках,застигнутый броском Шамаргана посередине попытки вскочить. Шамоон по-прежнемудержалась за драгоценный ошейник на его шее, точно повисший над пропастью – запоследнюю древесную ветку. Очень трудно было начать утверждать, что-де ожерельепринесли извне и несчастных любовников силой вынудили его надеть…

– Да, да, – закивал Стумех. Самообладание начиналовозвращаться к нему. – Утром мы отправимся к вейгилу, и я буду радповедать ему о счастливой находке… за ковром в одной из комнат, куда уронилаожерелье растрёпа служанка. Моя дочь будет рада вновь появиться в нём в городе.А пока будьте моими гостями, почтенные. И, прошу вас, скорее скажите мне, как ямогу отблагодарить вас за столь значительную услугу?

Шамарган смотрел на мельника с откровенным восторгом, видимопреклоняясь перед стремительной работой его мысли. Винитар оставалсянепроницаем. Волкодав же усмехнулся. Очень нехорошей усмешкой, показавшейвыбитый зуб.

– Нет, – сказал он. – Не будем мы твоимигостями, Шехмал Стумех. И не свалишь ты ничего на служанку. Ты пойдёшь квейгилу и сделаешь это прямо сейчас. Ты пойдёшь со мной и с этим молодым вельможей,облечённым доверием самого шада, а наши друзья пока останутся здесь… просточтобы ты не впал в забывчивость по дороге. А когда мы выйдем от вейгила, тыотдашь нам ожерелье, потому что принадлежит оно не твоей дочери и не тебе.

“Складно-то как говорить стал…” – подумалось Эвриху, ноподумалось мимолётно: всё его внимание было отдано хозяину дома. Аррантпрямо-таки слышал быстрый перестук счётных табличек в уме старика. Да! Передним воистину был тот самый человек, что продал торговцам невольниками роднуюплемянницу, продал не по злобе сердечной, не в порыве слепящего гнева… простопотому, что те дали за красивую девчонку цену чуть большую, нежели старыйЗелхат, пытавшийся хоть так забрать Ниилит у родни…