Крестоносец - Бен Кейн

Оживление за стенами шатра заставило нас повернуть головы. Кто-то кричал, требуя, чтобы его впустили; караульные возражали.

— Кому я еще понадобился? — сердито бросил король. — Беренгария ждет.

— Я выйду и посмотрю, сир.

С этими словами я поспешил наружу.

У входа я столкнулся с одним из часовых, направлявшимся к королю. Он в двух словах объяснил, в чем дело, и мы пошли к выходу. На улице я обнаружил невысокого полнолицего мужчину в бордовой тунике, перехваченной на талии поясом с драгоценными камнями.

— Я хочу видеть Ричарда! Немедленно! — твердил он по-французски с сильным немецким выговором, тыча начальнику караула указательным пальцем в грудь.

— Герцог Леопольд! — громко воскликнул я и поклонился. — Какая радость!

— А ты кто такой?

Он смотрел на меня, не узнавая.

— Руфус О’Кейн, рыцарь двора короля Ричарда, — ответил я, подавив обиду. Хотя нас не представляли по всем правилам, мы встречались много раз. Я быстро принял решение. — Позвольте препроводить вас к королю.

Я коротко кивнул часовому, и тот отошел в сторону.

Не удосужившись поблагодарить меня, Леопольд протопал мимо. Я ускорил шаг, чтобы быть впереди него.

— Позвольте осведомиться, зачем вам нужен король.

Он насупился:

— Не позволю.

Мои раздражение и любопытство усилились. Леопольд Австрийский прибыл под Акру с немногочисленным войском за несколько месяцев до нас. И Фридрих Барбаросса, и его сын герцог Фридрих умерли, а потому Леопольд на деле возглавил германскую часть христианского воинства. Я не раз слышал шутку о том, что, несмотря на семейные связи Леопольда — он в родстве с Гогенштауфенами и византийскими Комнинами, — все его владения состоят из замка на песке. Ричард тем не менее любезно принимал его и, если верить молве, даже ссужал деньгами для выдачи жалованья воинам. Леопольд не делал взамен ничего, только надувал щеки и постоянно жаловался, когда его не приглашали на встречи Ричарда c Филиппом.

— Подождите здесь, пожалуйста, — сказал я, подойдя к личным покоям короля.

Леопольд побагровел и раскрыл было рот.

— Господин герцог, король одевается, — опередил его я. — Подождите здесь.

Он раздраженно кивнул.

Я вошел. Филип стряхивал воображаемые пылинки с розовой парчовой туники Ричарда, той самой, в которой государь щеголял на Сицилии. Затем взял мантию, украшенную маленькими полумесяцами и золотыми солнцами, и набросил на плечи королю.

— Вы выглядите великолепно, сир, — сказал я.

Ричард благосклонно посмотрел на меня.

— Кто это был?

Я подошел ближе и понизил голос:

— Леопольд, герцог Австрийский, сир. Он здесь, у входа, и настаивает, что должен переговорить с вами, хотя не соизволил сказать мне, о чем именно.

— Причина мне известна. — Король усмехнулся, но улыбка его была злой. Он возвысил голос: — Герцог Леопольд, входите!

Герцог ввалился, выпятив грудь, словно бойцовский петух. Отвешенный им поклон был пренебрежительным, что только усилило мою неприязнь.

— Сир! — воскликнул он.

— Чем обязан чести? — осведомился Ричард.

— Мои знамена, сир… — Прилив чувств настолько захлестнул Леопольда, что он не мог подобрать слов. Овладев собой, он разразился криками: — Ваши солдаты сбросили их в ров! Хуже того, втоптали их в пыль!

Я переводил взгляд с одного правителя на другого и задавался вопросом: неужели этот австрийский дурак повесил свои флаги радом со знаменами короля и Филиппа?

— Знаю, — сказал Ричард.

Леопольд побагровел еще сильнее.

— Я здесь предводительствую германцами, сир. Мои штандарты должны быть вывешены на всеобщее обозрение. Видимо, произошла ошибка!

— Никакой ошибки. Это я отдал приказ сбросить их.

— Вы, сир? — Глаза у Леопольда выпучились в недоумении. — Почему? У меня есть право на долю добычи.

— Нет. Все захваченное в городе будет поделено между мной и Филиппом Капетом.

— Но я прибыл сюда по весне, сир. — Голос у Леопольда сделался более высоким и резким. — Неужели я и те, кто пробыл здесь дольше прочих, иные не один год, не получим награды за участие в сражениях и понесенные тяготы? Причем понесенные, осмелюсь напомнить, во имя Матери-Церкви.

— Турок заставили сдаться наши с французским королем катапульты, а не ваши! — рявкнул Ричард. — У тебя за душой есть хоть одна камнеметная машина?

Леопольд, смешавшись, покачал головой.

— Я заберу свое, Филипп — свое. Или прими это, или уходи.

Возвышаясь над Леопольдом, словно башня, Ричард смерил его ледяным взглядом.

— Это несправедливо! — возмутился герцог. — Вспомните еще о том, как вы обращались с моим кузеном Исааком Комнином в минувшие месяцы!

— Эта подлая змея заслуживает того, что получила, — заявил Ричард с неподдельной злостью. — А теперь прикуси язык, иначе я и на тебя надену серебряные кандалы.

— Вы не посмеете.

— Не испытывай меня!

Я подошел к Леопольду.

— Вам пора, — сказал я твердо.

Герцог кипел от ярости, но ему хватило ума подчиниться и позволить мне проводить его. Всю дорогу он что-то бормотал по-немецки. Я ни слова не понял, но и без того было ясно, что Ричард приобрел врага на всю жизнь. Уходя, Леопольд не раз бросал через плечо злобные взгляды.

Возвращаясь к королю, я ловил себя на мысли, что сложно не посочувствовать герцогу, каким бы надменным и дерзким он ни был, и сотням рыцарей и простых солдат, участвовавших в этой войне задолго до того, как галеры Ричарда появились на горизонте. Эти люди съехались со всей Европы, откликнувшись на брошенный Церковью призыв к оружию, и заслужили награду, думал я. Я так и сказал королю, хотя тот, распаленный ссорой, пребывал не в лучшем расположении духа.

— Ты что, на его стороне, Руфус? — прорычал он. — На стороне этого самовлюбленного австрийского выскочки?

— Я всегда на вашей стороне, сир, — мягко возразил я. — Леопольд был не прав, установив свой штандарт…

— Он был не прав? — не дав мне договорить, воскликнул Ричард. — Господи, как любезно с твоей стороны отметить это!

Он прислушается к доводам рассудка, убеждал я себя.

— Забудьте о Леопольде, сир. Поставьте себя на место, скажем, итальянского рыцаря, который отважно сражался здесь два года. Теперь, когда город пал, разве не должен он получить хоть какую-нибудь награду?

Ричард втянул и выпустил воздух через нос, как делают, стараясь успокоиться.

— Вижу, к чему ты клонишь, Руфус. Но если каждый нищий солдат удачи станет запускать руку в котел, для меня и Филиппа ничего не останется. Нельзя и выказывать пристрастий, потакая надутым пузырям вроде этого Леопольда и отказывая другим. Так что перебьются все.

Я понимал ход мысли Ричарда, хоть он и был чудовищно несправедливым. Но если так считал я, один из самых преданных ему людей, что подумали бы те, кому отказали в части добычи? Король настроил против себя изрядное число воинов, которых собирался вести на Иерусалим, и прежде всего