Крестоносец - Бен Кейн

в первый раз франки под началом Годфруа Бульонского, во второй — наш сегодняшний хозяин, Саладин. Два сражения, не схожие ни в чем. Одержавшие победу франки предавали мечу всех, без разбора убивая мусульман, христиан и евреев, Саладин же вошел в Иерусалим без боя и позволил тысячам его жителей за выкуп обрести свободу.

— Мой государь и король французов не имеют желания устраивать подобную бойню, — сказал де Шовиньи. — Несмотря на расправы, чинившиеся после Хаттина.

Он имел в виду сотни тамплиеров и госпитальеров, казненных после разгрома, и косвенно задевал самого Саладина, который лично обезглавил Рейнальда де Шатильона.

Вновь повисла тишина, взаимное радушие явно пошло на убыль.

Наконец Саладин указал на свои дары и заговорил.

— Становится жарко, — перевел толмач. — Если вы не поспешите к Малик-Рику, лед растает.

— Это верно, — согласился де Шовиньи. — И будет не по-рыцарски, если причиной тому станет моя медлительность. Желаете выслушать наши условия?

Толмач, обладатель приветливого лица, перевел. Саладин кивнул.

Напряжение снова нарастало. Иногда, подумал я, препятствие легче обойти, чем пытаться устранить его.

— Они таковы, — начал де Шовиньи. — Жизнь всех сарацин в Акре будет неприкосновенна в обмен на освобождение полутора тысяч пленников-христиан с добавлением еще двухсот, поименованных отдельно. Королям уплачивают двести тысяч динаров и возвращают остатки Истинного Креста. И еще: жители города будут обращены в христианство. На выполнение этих условий дается сорок дней. До истечения срока обитатели Акры будут нашими заложниками.

Пока толмач переводил, я не отрывал глаз от Саладина. Он был столь же искусным политиком, как Ричард, ибо на лице его не дрогнул ни единый мускул, но мне показалось, что поза султана сделалась чуточку более напряженной.

— Саиф аль-Дин Али ибн Ахмад аль-Маштуб и Баха аль-Дин аль-Асади Куара-Куш согласны на эти условия? — последовал его вопрос.

Речь шла о Местоке и Каракуше.

— Согласны, — ответил де Шовиньи.

Саладин ответил не сразу, что было вполне понятно. Спасти Акру он не мог, но условия были неслыханными.

Он не сможет отказать, это точно, подумал я. Столь человечный правитель не обречет тысячи своих соотечественников на верную смерть.

Наконец Саладин заговорил снова.

— Слова Малик-Рика следует обдумать со всей тщательностью, какой они заслуживают, — сказал толмач. — Мой господин пришлет ответ вашему королю.

Де Шовиньи выглядел несколько раздосадованным.

— Когда?

— В свое время, — последовала уклончивая реплика.

Де Шовиньи, переглянувшись с де Бетюном, хотел заговорить снова, но Саладин махнул стражам, давая понять, что прием окончен. Султан повернулся и ушел. С улыбкой на лице вмешался Сафадин, не желавший, чтобы наши отношения утратили теплоту.

— Я провожу вас до края лагеря, — сообщил он через толмача.

— Саладин отклонит требования Ричарда? — вполголоса спросил я у спутников.

— Хоть убейте, я не вижу, как он сможет это сделать, — ответил де Шовиньи, но вид у него был встревоженный.

— Готов побиться об заклад? — спросил де Бетюн.

Глава 18

Узнав об уклончивом ответе Саладина, Ричард и бровью не повел. Это ни на йоту не меняет судьбу Акры, заявил он. Саладин пойдет на уступки — разве у него есть выбор? На деле задержка продлилась еще седмицу. Все это время осажденные героически отразили еще один приступ, предпринятый не только Филиппом, но также и Ричардом. Однако одиннадцатого июля Месток и Каракуш запросили пощады. Конрад, прознав об этом, поспешил вернуться из Тира и договорился о безопасности защитников в обмен на солидное вознаграждение с их стороны. Двенадцатого числа флаги Ричарда и Филиппа уже реяли над стенами Акры. Загнанный в угол, Саладин вынужден был одобрить условия, на которые согласился гарнизон. Будущее нашего предприятия казалось безоблачным.

Осада закончилась, но забот у меня не убавилось. Мне был известен каждый шаг Фиц-Алдельма, и это успокаивало. Однако со времен нашего посольства у меня не было возможности перемолвиться с Джоанной наедине. Наверное, стоило попросить де Бетюна передать ей сообщение. Он мог все устроить со своими обходительными манерами, но я, упрямый как баран, не хотел впутывать рыцаря в это. Вместо этого я отправил ей с Рисом, в день встречи с Саладином, краткую записку, где объяснил, что наша тайна может открыться и нам следует выждать, пока обстоятельства не переменятся. Про встречу не упоминалось. Я осознавал, что краткость и неясность записки, не говоря уже о ее бесстрастности, способны обидеть и разозлить Джоанну, но чувствовал необходимость выражаться как можно туманнее.

Я отчаянно пытался переговорить с ней, но на каждом шагу возникали преграды. Рядом с ней все время была Беренгария, а зачастую и Беатриса, дочка Исаака Комнина. Похоже, королева страдала от тоски по родине — такое признание прозвучало как-то в шатре у Ричарда — и не отпускала от себя Джоанну ни днем ни ночью. Беатрису тоже нередко приходилось утешать.

— Хотите верьте, хотите нет, но я не могу уединиться со своей женой, — шутливо сетовал король.

По правде говоря, мне казалось, что это обстоятельство мало заботит его. В разговоре с Рисом я обмолвился, что король женился на войне за много лет до того, как сыграл свадьбу с Беренгарией. Он был поглощен исполинскими трудами: осадой Акры и дальнейшим походом на юг. А вот мне, жаждавшему встречи с Джоанной, этого было мало.

Удача наконец улыбнулась мне двадцать первого июля, и самым непредвиденным образом. Ричард, отныне удовлетворенный положением дел в Акре, устроил для Беренгарии, Джоанны и Беатрисы переезд в цитадель. Рыцари и солдаты, которым предстояло разместиться внутри стен, тоже покидали лагерь. Одеваясь перед тем, как проводить венценосных дам из Ле-Торона в город, король шутил насчет того, что покои Филиппа в Мессине были богаче, чем его собственные. А вот теперь французу придется довольствоваться зданием тамплиеров.

— Впрочем, долго ютиться ему там не придется, — сказал он.

— Так вы считаете слухи о скором отъезде Филиппа верными, сир? — спросил я.

— Дыма без огня не бывает, Руфус. У Филиппа никогда не лежало сердце к нашему предприятию — он сам в этом признался третьего дня. Он ухватится обеими руками за любой предлог, лишь бы уехать.

Ричард принялся расхаживать по комнате. Филипу, опоясывавшему его мечом, пришлось семенить следом.

— И это, сир, создаст угрозу вашим землям, таким как Жизор и Вексен?

— Вот тут ты вложил перст в рану, — с чувством заявил король. — Я ни за что не покину Утремер, ведь цель не достигнута и наполовину, но отъезд Филиппа во Францию внушает серьезное беспокойство. Я не в силах потребовать от него большего, чем клятвы в дружбе. Еще я прикажу моим вассалам в Нормандии, Жизоре и Вексене быть готовыми к