Карибский брак - Элис Хоффман

– Теперь я понимаю, почему мама так дорожила дружбой с вами с юных лет, – сказала Лидия, когда мужчины пошли смотреть на звезды. На ней было платье из узорчатого шелка ее любимого синего цвета. Она часто одевала дочерей в платья трех разных оттенков синего. На этот раз она выбрала зеленовато-синий для Амелии, сине-фиолетовый для Мирабель и лазурный для Лии. Лия совсем недавно вышла из грудного возраста, но ни в чем не хотела отставать от сестер и повсюду ковыляла за ними. Девочки были обаятельны, и родители Анри их обожали. Лидия жалела, что ее мать не дожила до их рождения. Они, несомненно, доставили бы ей радость. Отец же ее почти не замечал внучек, хотя настоял на том, чтобы посмотреть на них сразу после рождения. Лидия подумала, что он, может быть, хотел проверить, не серебристые ли у них глаза. Но он мог не беспокоиться. Глаза у всех трех были голубыми.

– Элиза была непростой девочкой, – сказала Софи за кофе. – Наверное, это и привлекло меня в ней. Она часто делала то, чего от нее никак нельзя было ожидать. Люди, считавшие ее всего лишь хорошенькой куколкой, бывали ошеломлены. Она могла быть жестокой, если что-то побуждало ее к этому, но друзьям была предана безгранично.

– У нас с ней были очень простые отношения, – сказала Лидия. – Я знала, что всегда могу положиться на нее. Наверное, поэтому мне так ее не хватает. Она была надежна при любых обстоятельствах. А теперь моей надежной опорой стал Анри, так что мне повезло. – Она заметила, что Софи пристально смотрит на нее. – У меня глаза блестят, как серебро?

– Да нет, – рассмеялась Софи.

Мужчины, насмотревшись на звезды, вернулись, стряхивая изморозь с пальто. Гости, довольные приятно проведенным вечером, стали расходиться. На прощание Софи предложила Лидии встретиться как-нибудь и выпить чая. Лидия согласилась, полагая, что Софи имеет в виду неопределенное будущее, но та приехала уже на следующий день в три часа. Этот неожиданный визит был не совсем кстати – обычно договаривались заранее, – но делать было нечего, и Лидия отправила детей с их няней в парк. Пока служанка одевала детей, Лидия поспешно заваривала чай. Она выбрала жасминовый, который любила, хотя обычно он навевал грустные мысли. Усевшись напротив Лидии, Софи извинилась за то, что нагрянула без предупреждения.

– Надеюсь, я не расстроила ваших планов, – сказала она.

– Нет-нет, нисколько, – ответила Лидия.

– Но, боюсь, я расстрою вас тем, что собираюсь сказать.

– Не могу представить, чтобы вы сказали что-нибудь оскорбительное, – ответила Лидия, удивляясь напористости гостьи. – Я вас слушаю.

– Я рада, что вы так это воспринимаете. Вряд ли это имеет большое значение теперь, когда Элизы нет с нами. Когда вы спросили меня про цвет ваших глаз, я поняла, что вы знаете и я могу говорить с вами откровенно. Прежде я не была в этом уверена.

– У нас с мамой не было секретов друг от друга. Она называла меня необыкновенным и замечательным подарком судьбы.

– Значит, вы знаете, что она не могла иметь детей, – произнесла Софи с облегчением. – Ну да, конечно, она должна была сказать вам.

Лидия постаралась ничем не выдать себя. Она меньше всего ожидала чего-нибудь подобного. Сердце ее сжалось. В это время служанка, уже одетая для прогулки, принесла им миндальные пирожные. За ней толпились тепло укутанные дети. Погода была необычно холодная для этого времени года, тем не менее девочек отправили в парк. Лидия разлила в чашки из тонкого фарфора китайский жасминовый чай бледно-зеленого цвета, издававший чудесный аромат диких цветов. Но у нее в горле был комок, и она не могла сделать ни глотка.

– Она ужасно хотела вас, – продолжала Софи, – и была на седьмом небе, когда вы появились в ее жизни. Вы действительно были уникальным подарком.

– А как именно я появилась? – спросила Лидия. Видя, что Софи удивилась такому вопросу от женщины, которая сказала, что знает историю своей жизни, она добавила: – Я имею в виду подробности. Я их забыла.

Лидии было холодно, несмотря на огонь в камине. В саду запел соловей. Хотя сад был большой, соловей всегда сидел на одном и том же дереве, которое росло перед ее окном. Она налила гостье еще чашку чая.

– Ну кто же помнит подробности? – пожала плечами Софи. – Иногда я забываю свое собственное имя.

– Меня бросили родители?

– Нет-нет, ничего подобного. Аарон Родригес ваш настоящий отец. Я полагаю, вы родились от его брака с предыдущей женой. Я вижу, ваша мать раскрыла вам не все обстоятельства.

– Да, не все, – кивнула Лидия.

– Она хотела рассказать вам об этом больше. Я помню, мы обсуждали с ней это. Но трудно признаться дочери, что ее родила другая женщина. Наверное, она сделала это, как только вы выросли?

Лидия старалась собраться с мыслями, но была слишком потрясена тем фактом, что ее мать, самый любимый и близкий человек на свете, не была на самом деле ни ее матерью, ни даже кровным родственником.

– Нет, я узнала об этом лишь в последние годы, – солгала Лидия. Ложь давила ей на сердце, как ледяная глыба, но Софи, по-видимому, поверила ей.

– Ну да, она годами мучилась, думая, что вам сказать. Мне она не раскрывала подробности, иначе я сейчас сообщила бы их вам. Она говорила, что создала для вас жизнь намного лучше той, которая ждала вас. Я могу предположить, что это было связано с каким-то скандалом. Но почти ничего не происходит без скандала, не так ли?

Новость о ее рождении что-то изменила в ее жизни, хотя Лидия не могла понять, что именно. Она сердилась на себя за то, что поверхностно воспринимала родителей, а также на мать за то, что она так и не сказала ей правду.

В этот вечер, обнимая дочерей, она поклялась себе, что никогда не предаст их. Она хотела узнать у отца, кто была ее настоящая мать, но сиделка Мари сказала, что отец слишком плохо себя чувствует, и не пустила Лидию к нему. Она стояла перед домом из белого камня, где выросла и где вьющиеся растения окружали окно ее бывшей детской, и ощущала себя здесь незваным гостем.

– Ты мог бы соврать мне? – спросила она вечером мужа.

– Не могу представить, о чем я мог бы тебе соврать, – ответил он.

Погода была холодной, но они вышли в сад и глядели на звезды. Соловей молча порхал с ветки на ветку. Анри был добрым, поистине хорошим человеком и очень любил мать Лидии.

– Мне кажется, это как раз то, что тебе надо, – говорила ей мать об Анри. – С ним ты не будешь знать горя.

Анри говорил, что ему снятся созвездия и Лидия.

Сама Лидия никогда не могла запомнить своих снов, они таяли в тумане, стоило ей проснуться. «У меня не бывает снов», – отвечала она, когда муж спрашивал ее об этом, хотя чувствовала, что это не совсем правда. В ее снах мелькали какие-то птицы, которых она не могла толком разглядеть, слышались неразборчивые голоса, звук морского прибоя.

Анри хотел показать ей планету Нептун, но она видела в телескоп только какое-то синее завихрение среди блестящих белых точек. Она думала о том, что ее мать оказалась не ее матерью, и вспоминала то, что происходило между ними. Теперь все это, любой кивок или взгляд приобретали новый смысл. «Я все равно люблю тебя, – думала Лидия. – И даже больше, чем прежде. Мы с тобой неразлучны».