Карибский брак - Элис Хоффман

Ее опять бросило в жар, она села, чувствуя непонятное ей самой возбуждение. В ее мозгу промелькнуло не то какое-то воспоминание, не то вспышка страха. Она объяснила хозяйке, что у нее бывают приступы мигрени, но сама она понимала, что так на нее подействовала картина. Она испытывала странное чувство, что когда-то была в этом самом месте. Если пройти дальше по дороге, то увидишь массу красных цветов, спускающуюся уступами со склонов холмов. Именно эти цветы как-то приснились ей, и после этого ей даже наяву представлялось, что она идет с дочерями по улице, усыпанной красными лепестками.

Наконец юноша, которого она ждала, пришел из школы вместе с двумя сыновьями мадам Пиццаро. Дом наполнился мужскими голосами, шумом, запахом холодного воздуха и пота. Сыновья мадам, занятые оживленным разговором, протопали прямо в столовую пить чай. Затем вошел ее племянник, читая на ходу какую-то книгу. Лидия его сразу узнала.

– Неужели никто не поздоровается с гостьей? – воскликнула мадам Пиццаро. – Может быть, хотя бы ты, дорогой племянник?

Юноша поднял голову. У него был уверенный вид, но, увидев Лидию, он побледнел и даже, как ей показалось, споткнулся. У него была угловатая и такая худая фигура, что брюки сидели на нем мешковато, а рукава куртки были слишком коротки для его длинных рук.

– Это мадам Коэн, – представила ее хозяйка.

Лидия подошла к нему и протянула руку.

– Мне кажется, мы встречались.

Рука его оказалась более грубой, чем она ожидала, на ней были следы краски.

– Возможно, – настороженно произнес он.

– Ты художник?

– Да, – ответил он с некоторым вызовом. – Вы, наверное, считаете, что это бесполезное занятие?

– Вовсе нет, – сказала она.

Лицо его просветлело, он больше не был таинственным незнакомцем и посмотрел на нее с интересом. Она не думала, что он так чувствителен.

– Лидди… – произнес он.

– Мадам Коэн! – поправила его тетка. – Где твои манеры?

– Выброшены на свалку, – ответил он. – Там им и место.

Это напомнило Лидии то, что ей сказал отец во время их последней встречи: «Поступай по-своему, не слушай других».

– Он наш дальний родственник, – сказала мадам Пиццаро. – Дома его звали Иаковом, но в Париже он предпочел одно из других своих имен, Камиль.

Юноша пожал плечами:

– Люди меняются.

– Он стал французом до мозга костей, – гордо произнесла тетушка.

На улице стемнело, и потому было вполне естественно, что Лидия попросила Камиля проводить ее домой. Мадам Пиццаро была очень рада, что племянник может услужить ей. Иаков Камиль Пиццаро открыл двойные стеклянные двери, и они вышли на улицу, в ноябрьский туман. Мостовые, мокрые после дождя, блестели.

– Сколько это продолжается? – спросила Лидия.

– Что «это»? – спросил он настороженно. Возможно, он боялся признаться, думая, что она поймает его на этом и сдаст в полицию.

– Сколько времени ты следишь за мной?

– С тех пор, как приехал во Францию.

– Что, с двенадцати лет? – рассмеялась она, но, увидев его выражение, осеклась. Он сказал правду.

– Ну, если точнее, то следил я не сразу. Мне потребовалось несколько месяцев на то, чтобы узнать адрес вашего отца, потом прошло еще несколько месяцев, прежде чем я понял, что вы там больше не живете. И я не знал, где вас искать, потому что не сразу догадался, что вы взяли фамилию мужа. У меня ушло почти три года, чтобы найти вас.

– Три года?! – поразилась Лидия.

– Ваша служанка всегда прогоняла меня. А в общественных местах я не хотел к вам подходить, боялся, что вы велите арестовать меня.

– Арестовать подростка? – рассмеялась она.

– Ну, и к тому же я боялся, что вы оскорбитесь. В общем, мне не хватало смелости.

– Но решимости ты не утратил. Наверное, ты ходил за мной, чтобы сказать мне что-то? – мягко спросила Лидия. В конце концов, он был всего лишь мальчиком, увлеченным живописью, и, возможно, хотел только написать ее портрет, потому что ему понравилось ее лицо.

Ее интересовала главным образом причина, по которой он следил за ней. Скоро должен был прийти домой муж. А он действительно в этот момент надевал шерстяное пальто, собираясь выйти из конторы, где работал вместе с братьями, и думал уже об ожидающей его жене, об обеде и о звездах, которые увидит по пути в сумерках.

– Я надеялся, что вы когда-нибудь остановитесь и поговорите со мной, – сказал Камиль. – А вы очень долго меня вообще не замечали. Иногда я совсем уже был готов заговорить с вами, но в последний момент не решался. Вы, по-моему, так счастливы.

Она улыбнулась. Он говорил очень серьезно и откровенно, как взрослый.

– А ты хочешь сообщить мне что-то, из-за чего я буду не так счастлива?

– Мы с вами почти родственники, – сказал он.

– Неужели?

– Мы оба с Сент-Томаса.

– Да, я недавно узнала, что родилась там.

– Это очень небольшой остров. Там слишком тесно, – нахмурился он.

За разговором они забыли обо всем окружающем. Камиль был угрюм – возможно, из-за того, что ему нравилось все французское, а по окончании учебного года он должен был уезжать. Он сказал, что дома у него не будет свободы: мать слишком опекает его; предполагается, что он пойдет по стопам его отца и братьев. Но он не сможет так жить.

– У них магазин. Все, что их заботит, – бухгалтерские книги и выручка. В Париже, по крайней мере, рабочие бастуют и требуют того, что им положено.

– Но магазины нужны, – возразила Лидия.

– Не уверен. Может быть, было бы лучше, если бы все магазины открыли двери и позволили бедным взять то, что им нужно. – Он посмотрел на Лидию, ожидая ее реакции.

– Возможно. Я не знаю, как решить все проблемы человечества. Порой в своих-то запутываешься.

Смерть отца повлияла на нее больше, чем она ожидала. Ее порой охватывал страх, что ее дети останутся сиротами. Это было бы самое ужасное.

Они прошли мимо парка, где Камиль следил за ней. Иногда он сидел здесь и делал наброски. Его учитель Савари советовал ему всегда носить с собой все необходимые материалы, потому что подходящий объект может подвернуться в любой момент. Женщина, тенистая дорожка, упавший лист.

Известным художникам помогали – богатые семейства, меценаты. Они поступали в Академию художеств и учились у знаменитых мастеров. Но такая удача выпадала немногим. Он же был евреем семнадцати лет с далекого острова, никакой финансовой поддержки у него не было. Угнетаемый этими мыслями, он шел ссутулившись. Разговор с Лидией тоже заставлял его нервничать. Он никак не мог решиться сказать ей правду. Ему казалось, что она слишком довольна жизнью для этого. Правда, она заговорила о своих проблемах, так что, возможно, лучше было сказать.