Танец семи покрывал - Вера Ветковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Откуда это взялось? — спросила Зара, удивляясь, как могло вклиниться в надоевшую ей музыку это пение.
Чон, точно разбуженный ее голосом, обернулся к Заре. На лице его был написан ужас.
— Это т-ты записала баркаролу?
— Нет, — ответила Зара.
— Скажи правду: ты?
— Да нет же!
— Может, Стеф? Но когда он успел это сделать?
— Да что такое! — воскликнула Зара. — Подумаешь, пение…
— Тш-ш… — Чон приложил палец к губам. — Эту баркаролу она любила…
Полночи Чон не ложился, ожидая появления Стефана. Стефан, услышав его вопрос, не он ли записал баркаролу посредине Восьмой симфонии, только заметил:
— Ну, брат, у тебя уже глюки…
— Да нет же, вот и Зара слышала… Это Стасина любимая вещь…
— Я не знал об этом, — сказал Стефан, — она мне никогда не говорила, что любит Шуберта.
Павел весь затрясся:
— Но кто-то должен был это сделать?
— Наверное, ты сам записал и забыл…
— Я же не сумасшедший! — закричал Чон.
— Кто тебе это сказал? — сузив глаза, прошипела Зара.
Павел как будто не услышал ее слов.
— Не могла же она встать из гроба!
— Ладно, я иду к себе, — сказал Стеф. — Ты что-то плохо выглядишь, брат…
…Экзерсис закончился. Девушки поливали пол из пульверизаторов. Зара сидела на скамье, потирая ноги. Лобов подошел к ней, присел рядышком.
— На сегодня все свободны, кроме Заремы.
Слава богу, начнется настоящая работа, подумала Зара.
Марианна открыла Стефану дверь и посторонилась, пропуская его. Стефан молча вошел в комнату, согнал кошек с кресла и сел, вытянув ноги. Кошки тотчас запрыгнули обратно: одна пристроилась на коленях Стефана, две другие на спинке кресла, положив мордочки Стефу на плечи, одна забралась на подлокотник и вытянулась на руке Стефана.
— Помнят тебя, — удивилась Марианна.
— А ты уже и забыла, — упрекнул ее Стефан, — совсем тебя не видно…
— Не хочу к вам заходить. Представляю, что там у вас творится.
— Даже не представляешь, — признался Стефан.
Марианна внимательно посмотрела на него.
— Тогда тем более. Не зайду к вам, пока все это не закончится.
— А как, по-твоему, это все должно закончиться? — поглаживая лежавшую на его коленях кошку, полюбопытствовал Стефан.
— Как-то закончится. Я знаю, что Стелла здесь. Наверное, вы с ней что-то придумаете.
Марианна подсела боком к столу и, вздохнув, умолкла. Взгляд Стефана скользил по стенам, по знакомым портретам, пока не остановился на одной фотографии.
— Это и есть София?
— Да.
— Как это я прежде не замечал? Стася ужасно похожа на нее.
— Ты не заметил, а Чон, востроглазый такой, сразу углядел между ними сходство… Кстати, почему ты говоришь: «Стася похожа на нее»? Стася и Стелла — близнецы.
— Но Стелла совсем другая, — пожал плечами Стефан. — Выражение лица, глаза другие… Когда я впервые увидел ее, я решил, что брежу, что это Стасин призрак. Мы с ней всю ночь проговорили, и к рассвету я пришел к убеждению, что они со Стасей совершенно разные. Полные, можно сказать, противоположности.
— Почему так? — безразлично осведомилась Марианна.
— А ты не находишь, что пришло время мне ставить вопросы?
Рука Стефана по-прежнему ласкала кошку, но взгляд сделался жестким.
— Что ты хочешь узнать от меня? Ведь Стелла тебе все рассказала?
— Расскажи теперь ты. Если можно — покороче. Я как-то устал от всяких открытий за последнее время. — Стефан прикрыл глаза.
— Я любила Софию, — начала свой рассказ Марианна. — Когда она вышла замуж за твоего отца, мы с ней очень подружились. Она вышла замуж без любви, ее родители сильно скандалили, и ей очень хотелось вырваться из собственного дома. Она училась в консерватории. Твой отец в ней души не чаял, и было за что. София была такой… возвышенной, прямодушной и доброй. Через год у них родились девочки-близняшки, и тогда я стала заходить к ним все чаще и чаще, чтобы немного разгрузить Софию от хлопот. Через полгода она уже полностью могла доверить детей мне. Николай Витольдович, зная, как она тоскует по занятиям в консерватории, разрешил ей вернуться туда раньше, чем истек срок академического отпуска… Тот человек, которого она полюбила, тоже был музыкантом, дирижером довольно известного в те годы коллектива старинной музыки. Он жил в Петрозаводске, но в Москве бывал на гастролях. Они познакомились с Софией. Сначала она мне ничего не рассказывала, но я видела, что с ней что-то происходит, что она мало интересуется детьми, исчезает из дому, как только Николай Витольдович уходит на работу, и появляется за полчаса до его прихода какая-то взбудораженная, как будто была не в себе… Я решила с ней поговорить. Помню, сидели мы с ней на крылечке, курили, дети бегали по саду, мы слышали их голоса. И я сказала: «София, с тобой что-то происходит». Она вдруг заплакала, зарыдала навзрыд. Я стала ее успокаивать. Тут-то София все мне и выложила. Сказала, что любит того человека безумно, что хочет уйти к нему от Николая Витольдовича… Сколько слов я потратила, чтобы убедить ее не делать этого! Я ее убеждала, что масса женщин имеют приключения на стороне, заводят любовников, и мужья ничего об этом не знают. Она вдруг вскочила как ужаленная: «Я не могу так! Не могу обманывать их обоих! Я не люблю своего мужа, а его обожаю!» Я снова принялась ее уговаривать, но вижу — бесполезно. Заговорила о девочках, ведь Николай Витольдович их родной отец, а тот… «Не говори так! Он уже их любит, потому что они мои дети!» И сколько потом я ни пыталась вернуться к этому разговору и помешать Софии сделать этот роковой шаг, все было бесполезно. Прошло лето. Тот уехал к себе в Петрозаводск, а София как-то затаилась в себе. Я уж было решила, что тот оставил ее в покое. Но в один ужасный день, когда Николай Витольдович был на симпозиуме в Ленинграде, к дому подъехала машина. София выскочила навстречу, быстро собрала вещи, детей, написала записку мужу… Что мне было делать, поперек колес ложиться, что ли? Но она была в таком состоянии, что, чего доброго, и переехала бы через меня… Но тут заупрямилась Стася. Как будто что-то поняла. Стелла сразу запрыгнула в машину, она думала, они поедут покататься. А Стася как уцепилась за столб на крыльце, так ее и не оторвать было. Тот вышел из машины, хотел силой затащить ее. Но Стася так кричала и плакала, что он отступился. София и плакала, и руки ломала, и на колени перед ней становилась. Стася как приросла к столбу. Я сказала: «Оставьте ребенка, позже ее заберете». Потом как закричала: «София, кто так делает?! Надо было обо всем честно сказать Николаю Витольдовичу! Обо всем договориться!» Она посмотрела на меня с перекошенным от страдания лицом, и я поняла, что все бесполезно, — она вся во власти того человека, молодого, красивого, уверенного в себе. Так они и уехали, оставив Стасю. Ну, не буду рассказывать, что было с твоим отцом, когда он вернулся и обо всем узнал. Сначала София мне часто писала, все спрашивала о Стасе. А потом, видно, между ней и новым ее мужем стали происходить какие-то нелады, и письма от нее перестали приходить. А через десять лет после этого она вдруг однажды поздно вечером явилась ко мне — постаревшая, с лихорадочным блеском в глазах, худая. Она тогда уже знала, что неизлечимо больна, и воспользовалась ремиссией, чтобы прилететь и повидать Стасю. И опять — что я могла сделать? Прогнать несчастную, смертельно больную женщину? Я позвала к себе Стасю, которая совсем не помнила о том, что у нее была другая мать, кроме твоей матери, Стефан… Мы ей все рассказали. Сказали, что у нее есть сестра-близнец. И мне это было странно: София сказала, что Стелла все помнит — и Стасю, и дом с садом, и тот день, когда они уезжали. А Стася все это забыла. Через полгода София умерла, Стася ездила на похороны и там познакомилась с сестрой. Они ужасно друг другу понравились. Остальное ты знаешь. Теперь расскажи о Стелле.