Танец семи покрывал - Вера Ветковская

Это была Стася.

Девушка смотрела прямо на него сквозь металлическую сетку, но Сашу видеть не могла. Зато он видел ее отлично. Сомнений быть не могло — это Стася, одетая в какую-то серую хламиду, похожая на призрак! Да она и была призраком, иначе быть не могло, Саша присутствовал на ее похоронах! Видел, как гроб со Стасей зарыли в землю!

Девушка поднялась и тихо вошла в дом. Дверь за ней закрылась. Саша с бешено колотившимся сердцем нажал кнопку звонка над калиткой. Из дома — ни звука. Он хотел открыть калитку, но она оказалась запертой изнутри каким-то незнакомым ему запором. Прежде там была обычная задвижка. Саша и думать забыл про вишню. Он думал: это видение. И на цыпочках отошел от дачи.

Он вернулся к себе, когда Надя уже улеглась. Саша открыл окно, сел на подоконник, закурил. Пальцы у него дрожали. Речи не могло быть о том, чтобы сесть за работу. Он снова и снова воскрешал в своей памяти увиденное. Наконец, сам не сознавая, что делает, пошел в прихожую и набрал номер телефона Родиона.

Трубку не поднимали. Но Саша не нажимал на рычаг. Прошло несколько томительных минут, прежде чем он услышал голос Родиона:

— Слушаю.

— Родя, это Саша Руденко. Спасибо, что взял трубку.

— Ну, взял, — неохотно отозвался Родион. — Чего тебе?

— Знаешь, чушь, конечно… Но я не пил, не подумай. И я в своем уме…

— Рад за тебя, — нетерпеливо отозвался Родя. — Что случилось?

— Знаешь, я сегодня ходил к тебе на дачу…

В трубке — глубокое молчание.

— Ты меня слышишь?

— Ну, слышу, — как будто со злобой отозвался Родион. — А зачем ты туда ходил? Это чужой дом!

— Я в дом не входил.

Саше показалось, что на другом конце провода вздохнули с облегчением.

— Ну правильно, кто бы тебе открыл. В доме никого нет.

— Точно? — спросил Саша. — Ты в этом уверен?

— На все сто. Папа дома, я тоже, как видишь… В доме никого нет, — настойчиво повторил Родион.

— Да, но мне показалось…

— Тебе показалось. До свидания. — Родя положил трубку.

Саша, совершенно растерянный, тоже положил трубку. Из этого короткого разговора он вынес твердое убеждение, что Родион знает о том, что у него на даче кто-то живет. Но кто?! Призрак?

Спустя три недели после похорон Стаси к Стефану приехал на «рафике» Родион и сказал, что он хочет забрать все ее картины.

— Зачем? — запротестовал Стефан. — Я не хочу этого…

— Поверь мне, — с нажимом сказал Родя. — У меня они будут целее.

— Но я не собираюсь продавать ее картины, — снова возразил Стефан.

— Знаю, что не собираешься, но Павел… — В голосе Родиона прозвучали железные нотки. Стефан удивленно посмотрел на него. — Ты не так меня понял, — отвернувшись, продолжал Родя. — Павлу сейчас тяжело будет видеть Стасины работы. Он, кажется, очень болен душевно. — На лице Родиона проступило выражение непримиримой злобы.

— Ты винишь Чона в Стасиной смерти, — утвердительно произнес Стефан. — Но Павел тут ни при чем. Я во всем виноват. Я не углядел. Бросил ее одну. А ведь видел, как она мучается. Но был занят самим собою. Я виноват.

— Брось. Ты бы ничего не смог сделать. И я ничем не смог бы ей помочь. Насчет Павла… — В лице Роди что-то дрогнуло, но он справился с собой. — Да и он тут ни при чем, ты прав. Никто ни при чем. Судьба.

Что-то необычное проступило в облике Родиона, и даже голос его изменился. Стефан не видел его со дня похорон сестры, хотя думал, что кто-кто, а уж Родя-то не покинет его. Но Родион и сейчас как будто ужасно торопился. У Стефана была непреодолимая потребность говорить о Стасе, но видно было, что Родя не намерен задерживаться. Одна Зара у него и осталась. Марианна как будто ушла в сторону. А Зара утешала Стефана, плакала вместе с ним, и он растроганно думал: как же все-таки она успела привязаться к его сестре…

Стефан помог Родиону упаковать картины, и они вместе отнесли их в «рафик». Не расстался Стефан только с «Розовой весной».

Это была первая из написанных маслом Стасиных картин. На ней она нарисовала ветку цветущей акации с мелкими розовыми цветами. Картина была небольшого формата. Стефан поместил ее в шкаф, в котором когда-то лежали Стасины вещи. Марианна все куда-то унесла.

Чон, как только вернулся из больницы, сразу заметил, что картин нет.

— Где? — односложно спросил он Стефана, кивнув на голые стены.

— Родя забрал, — развел руками Стефан.

Чон больше не проронил ни слова. Он подошел к своей собственной картине, так и оставшейся стоять на подрамнике, вперился в нее тусклым взглядом. Выглядел он ужасно. Зара сказала Стефану, что в больнице Чон начал седеть. Стефан хотел рассказать ему, как прошли похороны, но тот слабым движением руки сразу остановил его. Оторвавшись от картины, Чон плюхнулся на стул, стащил с себя ботинки, надетые на голые ноги, скрестил босые ступни и с полчаса просидел неподвижно, свесив голову на грудь, точно задремал… Потом пришла с репетиции Зара — и тут стало происходить что-то непонятное, за чем Стефан как будто не успевал уследить, но сердце странным образом опережало зрение и слух, словно оно что-то предчувствовало заранее, словно всегда стояло на пороге ужасного открытия, но не позволяло себе переступить за порог…

Зара поднялась на второй этаж и, увидев Чона, приблизилась к нему и, как будто не замечая сидящего напротив Стефана, опустилась перед Павлом на корточки, уткнув голову в ступни его ног.

Ошеломленный Стефан попытался поднять ее с пола, но Зара, вскинув голову, обожгла его взглядом, полным ненависти:

— Все, хватит! Сил моих больше нет!

Чон протер глаза и некоторое время смотрел на Зару с бессмысленным выражением лица. Она встала на колени и взяла его лицо в ладони, потянулась к нему губами. По спине Стефана поползли мурашки… И дальше между Зарой и Чоном произошел разговор, как будто Стефана не было и в помине. Стефан слушал, и ему казалось, будто он присутствует при собственной казни, точно палач ножом отворял жилы на его теле… Между тем Стефан оставался нем, как зритель.

— Ну что, Зара, — громким шепотом произнес Чон, — ты теперь довольна? Ты же этого хотела?

— Не этого я хотела, — простонала Зара, — ты сам знаешь, что не этого… Этого я и представить не могла.

— Нет, представляла, — не согласился Чон, — ты именно этого хотела, чтобы ее не стало. Только ты немного промахнулась. Целила в Стасю, а попала в меня. Труп я теперь, понимаешь?

— Ни в кого я не целила! — воскликнула Зара. — Разве я виновата, что любила тебя, как безумная!.. Я смотрела на мир сквозь розовый туман, когда ты вошел в мою жизнь! Я полюбила тебя! Что я могла тогда сделать с собой? Я была слишком молода.