Танец семи покрывал - Вера Ветковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я бы не успел, понимаешь, — бормотал Игорь, — она ушла под воду в ста метрах от меня, ее сразу потянуло на дно…
— Кто? — глядя сквозь него, спросил Чон.
— Да что с тобой? — Игорь сморщил лицо, стараясь удержать слезы, и отвернулся. — Ты что, не слышал, что я говорил?
— Слышал. Кто ушел под воду?
— Твоя жена. Твоя Стася. Она ушла под воду прямо на моих глазах.
— Моя жена, — задумчиво повторил Чон. — Куда, ты сказал, она ушла?
Игорь сжал голову руками.
— Это я виноват, Чон, прости меня. Я ей говорил, что летом на том острове ты иногда живешь подолгу. Она шла к острову.
С губ Чона сорвался сухой смешок.
— Ты бредишь. Моя жена не могла сюда приехать. Она дома, в Москве. Стася ждет меня, и я сейчас к ней поеду. Сейчас же.
Чон круто развернулся и направился к избушке. Но, не дойдя до порога, сел на снег, точно ноги у него подкосились. Игорь подбежал к нему, поднял его.
— Там, — произнес Чон, указывая глазами на крыльцо.
На крыльце валялся припорошенный снегом вязаный шарфик Стаси.
— Это ее? — шепотом спросил Игорь.
— Ее? — тоже шепотом переспросил Чон. — Да, это ее, Стаси. Стаси, — повторил он, становясь на четвереньки. — Ну, дай же мне руку!
Игорь помог ему подняться и подхватил шарф. Чон этого не заметил, вошел в дом, Игорь — за ним.
— Никого нет, — оглядевшись, удивленно сказал Чон.
Он подошел к окну, упершись обеими руками о стол, наклонил голову, пытаясь привести мысли в порядок. Со стола на него глянуло нарисованное им когда-то лицо Зары. Чон с минуту смотрел на него, а потом пробормотал:
— Ты прав, Стася была здесь. Так, говоришь, она пошла к острову?
И, не дожидаясь ответа, оттолкнувшись от стола руками, вышел из дома и широким шагом направился к реке.
Игорь догнал его неподалеку от трещины, в которую провалилась Стася.
— Ты что? Ты куда это? Туда нельзя. Вот здесь она ушла под воду. — Он схватил Чона за плечо, тот оттолкнул его и пошел вперед. Игорь снова догнал его, свалил с ног. Межу ними завязалась короткая борьба. Они катались по льду, ожесточенно вцепившись друг в друга. Наконец Чон обмяк в руках Игоря.
— Туда нельзя, сказано тебе. Пошли назад.
Чон больше не сопротивлялся. Он лежал на льду раскинув руки и пустыми глазами смотрел в небо.
— Пойдем, — откатившись от него в сторону, сказал Игорь.
Чон не пошевелился.
Игорь, ухватив его за ворот куртки, поволок обратно по льду, как раненого. Чон, подгребая ногой, помогал ему.
На берегу Игорь отдышался.
— Вставай, — сказал он Чону. Тот не ответил. Игорь подтащил его к перевернутой лодке, помог Чону сесть.
— Вот-вот приедут водолазы и вытащат тело, — сказал он. — Посиди, я принесу спирт.
Чон поднес к глазам свои руки и стал их рассматривать.
— Ты чего? — осторожно спросил его Игорь.
— Ничего. Видишь эти руки? Этими руками я убил свою жену. Свою Стасю.
— Что ты несешь! — яростно крикнул Игорь. — Что ты на себя наговариваешь? Смотри не сболтни этого ментам, а то они тут же ухватятся за твой бред… Как ты мог убить свою жену, когда я все видел вот этими, своими собственными глазами!.. Видел, как она ушла под воду…
— Ушла под воду, — повторил Чон, вздрогнул всем телом. — Знаешь, я всегда боялся воды. Больше всего на свете. Я думал: смерть моя будет от воды. Но это хуже, чем моя смерть. Моя смерть ничего от жизни не отнимет.
— Замолчи, — одернул его Игорь. — Возьми себя в руки. Вон они едут…
Сквозь сосны было видно, как тащился по заледеневшей дороге желтый милицейский «уазик». За ним — зеленая машина спасателей.
Чон не шелохнулся.
Он и головы не поворотил, когда к нему подошли люди в милицейской форме, стали задавать вопросы, и не проронил ни слова.
Пока Игорь рассказывал милиционерам, что произошло, четверо спасателей снаряжали двух водолазов. Чон с каким-то болезненным любопытством смотрел, как на них натягивают черные водолазные костюмы, застегивают «молнии», надевают на ноги ласты и прикрепляют им на спины баллоны с воздухом.
Игорь поднес к его губам оловянную кружку со спиртом:
— Выпей.
Чон вздохнул и, зажмурившись, выпил спирт. Водолазы, пятясь к реке спинами, пошли по нетвердому льду.
Чон смотрел поверх их голов на остров, еле видный из-за тумана.
— Согрелся? — спросил его Игорь.
— Я бы нарисовал это в ракурсе падающей диагонали… У фотографов есть такой термин, — вяло проговорил Чон.
Водолазы, один за другим, соскользнули со льдины в воду.
— Тело могло отнести далеко по течению, — произнес один из спасателей.
— Посмотрим, — отозвался другой. — Здесь вода чистая, — обратился он к Чону, как будто это могло успокоить его. — Быстро отыщут.
— А может, не отыщут? — вдруг горячим шепотом произнес Чон. — Может, ее там нет, в воде?!
Водолазы несколько раз показывались на поверхности и снова уходили под воду. Наконец один из них вынырнул и поднял руку.
— Нашли, — крикнул кто-то из спасателей милиционерам, греющимся в «уазике».
Из машины вышел врач.
Чон видел, как один водолаз, подтянувшись, перебросил тело на лед. Другой, держась рукой за край льдины, сделал знак спасателям. Один из них побежал по льду и бросил первому водолазу веревку. Второй вместе с другим концом веревки снова ушел под воду, спустя некоторое время вынырнул и тоже вскарабкался на лед. Оба водолаза отползли немного от края льдины и стали тянуть на себя веревку…
Они подтащили тело на веревке почти к самому берегу и оставили там. Подошел врач, скрыв на время от Чона Стасино тело с согнутыми, как у куклы, ногами. Чон не мог встать. К врачу подошли милиционеры и стали составлять протокол.
— Еще спирта? — спросил Игорь у Чона. Тот мотнул головой.
Спасатели сноровисто разоблачали водолазов.
Чону казалось, что он медленно погружается в дремоту… Вдруг он, сильно задрожав, открыл глаза.
Тело Стаси, брошенное, никому не нужное, с посиневшим лицом и схваченными льдом волосами, лежало прямо перед ним. Чон сполз с лодки, подошел к мертвой Стасе и лег на снег рядом с нею, повернув ее лицо к себе. Но вдруг испугался, отполз подальше и уже не видел, как тело положили на носилки и внесли в машину…
Очевидно, Заре стоило меньше усилий нажать на кнопку звонка в квартире Лобова, чем ему — открыть ей дверь. По крайней мере, когда он все же сделал это, она увидела на лице Юрия выражение такой открытой злобы, какой не видела никогда.