Гала и Элюар. Счастливый соперник Сальвадора Дали - Ирина Эренбург

— Так ты готова выслушать? — Он прямо посмотрел в ее глаза. Неужели самая смелая, самая открытая, самая умная женщина, какой он считал свою жену, не захочет его понять?

— Мне интересно. — Гала ответила ему немного искусственной ободряющей улыбкой. — Я вся — внимание.

Поль снова закурил. Взволнован, определила Гала.

— Итак, мне снится, что мы лежим вдвоем. Я лежу спиной к нему. А ты, во сне я понимал, что это именно ты, и никак не другая женщина, ты приходишь и ложишься рядом со мной. Ты влюбленно, нежно целуешь меня в губы, я же ласкаю под платьем твои текучие и такие живые груди. И потихоньку твоя рука поверх меня ищет того, другого, и ложится на его мужскую плоть. Я вижу это по твоим глазам, которые постепенно воспламеняются все больше и больше. Твой поцелуй становится все более горячим, более влажным, зрачки расширяются. Жизнь другого вливается в тебя…

Он потушил сигарету и порывисто встал.

— Иди ко мне…

Он повлек ее за собой. Одним движением распахнув дверь комнаты, где поселился Макс, он опрокинул ее на его кровать. Она смотрела на него снизу вверх, ее глаза жгли, будто она хотела прочесть, что он хочет от нее. Она заметила на спинке стула шарф Макса. Подтянув под себя ноги, она села на кровати, ухватила его за край. Черный, в желтых разводах, шарф змеей сполз к ней в руки и уютно устроился на ее коленях.

Поль связал ей запястья.

— Тебе не больно? — спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

Он привязал ее руки к спинке кровати.

— Ты же не можешь вырваться? — спросил он.

— Нет, я не хочу, — ответила она.

Он поднял подол ее домашнего платья, на ней не было трусиков. Она молча продолжала смотреть на него, пока он сбрасывал с себя одежду. Он упал на колени подле кровати и стал целовать ее бедра, живот, лодыжки… Когда она почувствовала, как его пальцы впиваются ногтями в ее бедра, она попыталась отстраниться, он прикрикнул на нее. Она принялась извиваться, чувствуя, как шелк врезается в ее запястья. Она не свободна, подчинена, у нее нет возможности сбежать.

— Поль, — сказала она, — развяжи. Мне не нравится.

— Замолчи! — Он замахнулся на нее. Она видела его горящие, налитые кровью глаза и не могла оторвать взгляда. Вместо того чтоб ударить, он поцеловал ее.

— Ты моя?

— Твоя, — выдохнула она.

И снова его голова оказалась между ее ног, и она ничего не видела за пеной своего закинутого ей до плеч подола. Он схватил ее за бедра и притянул еще ближе. И целовал, и терзал ее руками, и снова целовал. Она металась под его ласками, она кричала от страсти, пронзительного до боли удовольствия.

— Что ты чувствуешь? — спросил он, переводя дыхание.

— Не знаю… Таких слов нет у меня.

— Ты хочешь меня? Скажи! Скажи: «Возьми меня!». «Возьми меня… Макс».

— Я вся твоя.

Холодок скользнул между ними. Она почувствовала, что он отстраняется от нее. И вот его нет рядом. Поль сделал шаг в сторону двери.

— Нет, нет, не оставляй меня, — застонала она.

— Я жду.

— Возьми меня… Макс… — с трудом протолкнула она слова. Казалось, ее сердце остановилось. Он снова был над ней. Она обмякла под ним с распахнутыми настежь глазами и сжатым в тонкую полоску ртом.

* * *

Корабль ищет укрытия от штормов в тихой гавани, но как только трюмы вновь полны, а буря стихает — снова отправляется в путь. Так и человек, стремясь спастись от невзгод, находит пристанище в тишине семейного покоя. Но вскоре повседневную жизнь оплетают тенета скуки, тишина страшит глухотой; простые, обыденные ритуалы мучают своей предсказуемостью, сводят с ума своим карусельным кружением, повторяясь изо дня в день, из года в год. Для любви череда похожих один на другой дней — большее испытание, чем страдания разлуки.

Все чаще Поль приходил домой раздраженным, с пустым, будто обиженным взглядом. Гала делала все возможное, чтобы флюгер его настроения менялся от апатии к интересу, от меланхолии к возбуждению. Она развлекала его, как могла. Своим вниманием, тактом, своей искренней заинтересованностью в его новых идеях она поддерживала в нем желание творить. А как Гала слушала его! Он не мог не оценить по достоинству, с каким вниманием она вслушивалась в его слова. Ее глаза говорили, что она понимает скрытый смысл его слов, мелодию его речи. Но казалось, ее внимание, ее неизбывная готовность к любви все больше раздражали Поля. Он избегал ее общества, предпочитая все свое свободное время проводить с друзьями и, как она догадывалась, с другими женщинами. Поль больше не скрывал от нее, что он не может сохранять моногамные отношения.

Поль убеждал ее, что все его похождения ничем не угрожают ей. Она ему по-прежнему дорога и ценима им, как никакая другая, но те, другие, питают его новыми эмоциями, необходимыми ему как допинг, как бодрящее лекарство. Познавая иные тела, он как будто проживает многие жизни. Умирая (ведь оргазм есть маленькая смерть) в чужих постелях, он возвращается к ней, чтобы возродиться. И если она готова его понять и принять в его полигамном естестве — это и будет абсолютным слиянием, полным проникновением. Это и есть истинная любовь.

Гала почувствовала себя в ловушке. Принять его многочисленные связи — страдать. Продолжать бороться — бессмысленно. Уйти — умереть.

Ей вдруг пришло в голову, что существует способ вернуть мужа. Если он считает Макса продолжением своего ego, она наконец решится и станет его любовницей. Гала чувствовала, что это не та дорога, по которой ей хотелось бы идти, но иных путей она не видела.

* * *

Она поставила вазу со свежесрезанными цветами на стол и остановилась. Рука ее сама собой потянулась к листу бумаги, лежавшему в круге света, отбрасываемом торшером. Причудливые узоры, переплетаясь, образовывали фантастический пейзаж.

— Н-да… что-то новое. Немного страшно, как во сне, но что-то в этом есть.

— Мне показалось интересным перенести на бумагу структуру дерева. Я начал тереть грифелем, придумывать, что можно было бы увидеть в проступивших линиях. Ты понимаешь, мне бы хотелось вытащить в наш реалистичный мир нечто сокрытое от нашего сознания, но более живое, чем, может быть, мы сами.

— Поль это видел? — спросила она и застыла в ожидании ответа. Мужа не было дома несколько дней. Больше месяца он избегал близости с нею.

— Поди сюда, детка, я скучал, — сказал Макс. Его длинные тонкие пальцы перебирали цветы, а глаза были устремлены на нее. — Хочешь, я нарисую тебя? Может, через мой рисунок ты узнаешь себя по-другому.

— Ты и из меня хочешь вытащить нечто сокрытое? Вывернуть мои кишки наружу? — зло пошутила она, отбрасывая от себя листок с рисунком.