Новая девушка - Харриет Уокер

Никто, кроме Марго, не мог понять, насколько это было великолепно, но именно поэтому Мэгги не могла позвонить ей и рассказать обо всем. Марго будет просто убита. Ведь никто не ожидал ничего подобного — Мэгги была готова уйти, когда Марго появится, и предоставить ей возможность дожидаться нового назначения и собственной колонки.

Так что же, она предала Марго? Не выполнила своих обязательств? Но не могла же Марго думать, что Мэгги ради нее откажется от такого предложения…

Она сидела за столом, вычитывала гранки, подчеркивала предложения, нуждавшиеся в доработке, и добавляла эпитеты к гламурным изображениям. И с каждой минутой все больше и больше злилась на Марго за то, что та, сама того не подозревая, заставляла ее испытывать чувство вины. Да, она благодарна Джонс за то, что та составила ей протекцию, но разве этого достаточно, чтобы Мэгги позабыла о собственных амбициях и своем счастье? Или что, она должна теперь благодарить Марго до конца дней своих?

Мэгги была практически уверена, что Марго против ее встреч с Тимом, и все больше убеждалась в том, что она против того, чтобы ей дали собственную колонку. Но жизнь — это постоянная переоценка окружающих тебя людей, некоторые из которых вовсе не так благодарны, как хотелось бы, а то и вовсе думают, что им что-то должны. Разве не так?

В общем, она набрала номер Винни и договорилась с ней о встрече вечером.

Я не планировала рассказывать Мэгги о Джеке. По крайней мере, не в самом начале. Когда люди о нем узнавали, то уже не могли думать ни о чем другом — их голоса, обычные и часто бесцеремонные, превращались в шепот, каким часто говорят в церкви, и от этого я злилась еще больше. Мне хотелось запустить в них чем-нибудь тяжелым, чтобы продемонстрировать, что какие-то силы у меня еще остались.

Должна признаться, мне понравилось время, проведенное в компании Мэгги, потому что я вспомнила, какой бывает настоящая дружба и как здорово наблюдать за тем, как притираются друг к другу два характера, понимать, что у них общего и в чем они различаются. Нехотя мне пришлось согласиться с тем, что, наверное, в эти прошедшие месяцы мне сильно не хватало Марго.

А еще мне понравилось смеяться и не испытывать при этом чувства вины. Ведь в нашем с Чарльзом доме веселье теперь было редким гостем.

Так что я была рада, когда Мэгги ворвалась в паб и, с ходу выпалив все о своем успехе на работе, предложила его отметить. Собственная колонка! Я произнесла все положенные в такой ситуации слова, думая при этом о Марго и о том, что колонка могла бы значить для нее. А еще о том, что она должна чувствовать, когда вместо нее колонку получила Мэгги.

Я искренне радовалась за Мэгги, но моя радость была связана не только с моим отношением к ней — я испытала приступ жестокого удовлетворения. Марго всегда была счастливицей — да, она много работала, но все давалось ей слишком легко. Фантастическая работа, отличный муж. Она и забеременела как бы походя, не приложив к этому ни малейших усилий, а нам с Чарльзом пришлось мучиться целый год, чтобы потом…

Пока мы пили за успех Мэгги, произнося тосты все более заплетающимися языками, я мысленно бередила рану моей старейшей подруги с тем же энтузиазмом, с каким произносила здравицы в честь подруги самой новой. Наконец произошло нечто, что сдерет позолоту с уютной клетки Марго и превратит ее жизнь в некоторое подобие моей, такой мутной и мрачной.

После того как мы прикончили пару бутылок и Мэгги отправилась в туалет, я погрузилась в такой ступор, размышляя о Марго и Джеке — о нем я думаю всегда, — что пришлось попросить ее повторить то, что она сказала, вернувшись к столу.

— Я сказала, что в пятницу вечером буду присматривать за малышкой, — со смехом повторила Мэгги. — Знаю, звучит дико… Послушай, а почему бы тебе не составить мне компанию?

Я не успела остановить навернувшиеся на глаза слезы. Казалось, на сердце у меня стало еще тяжелее, чем обычно. Ноздри заполнились запахом карамели, который потом сменился запахом металлической ржавчины, и я очнулась, когда уже рассказывала Мэгги о маленьком мальчике, которого отобрали у меня всего через час после того, как я родила.

О его крохотных пальчиках, чьи пухлые подушечки напоминали ряд розовых горошин в стручке. О завитке темных волосиков на самой макушке, который мы прикрыли белой шапочкой. О том моменте, когда его смерть полностью изменила мою жизнь: раньше я активно в ней участвовала, а теперь смотрела на нее как бы со стороны, как астронавт смотрит на Землю из космоса, зная нечто столь ужасное, что большинство людей просто не смогло бы воспринять.

— Боже мой, бедняжка… — Мэгги накрыла своей рукой мою, лежавшую на столе.

Слезы, капающие у меня с носа, попадали на ее кисть, но голос мой был твердым, он больше не дрожал от душивших меня эмоций. В последнее время я вообще стала экспертом и могла делать что угодно, не прекращая плакать: разговаривать, смотреть телевизор, убирать квартиру, звонить в банк, ходить в супермаркет…

— Мне так жаль, — произнесла Мэгги серьезным голосом. — Твою мать, гребаный ужас…

За то, что она выругалась, я полюбила ее еще больше. Я прекратила ходить в группы поддержки, где специалисты употребляли всякие эвфемизмы, чтобы описать произошедшее со мной, говоря, что «Джек меня покинул», что «он отошел в мир иной»… Он умер, вашу мать, и в этом-то весь гребаный ужас.

— Дело не только в том, что произошло, — продолжила я. — Дело в Чарльзе. Он наотрез отказывается говорить об этом. Я хочу… мы оба хотим… еще одного ребенка… Но я не знаю, как… Он не хочет ничего обсуждать — говорит, что в этом нет никакого смысла. Каждый раз он затыкает мне рот и говорит, что мне надо двигаться дальше.

И вот на этом месте мой голос наконец дрогнул.

Об этом я еще никому не говорила — да и с кем я могла это обсудить? Мы с Чарльзом напоминали людей, выживших после атомного взрыва и стоящих по разные стороны воронки, которую он оставил в нашей жизни, в нашем доме, в наших сердцах. Я все еще разгребала мусор и спотыкалась об обломки, не в состоянии прийти в себя, а Чарльз уже пытался потихоньку восстанавливать разрушенные стены.

Я надеялась, что появление ребенка вновь объединит нас, и при этом боялась, что этот взрыв развел нас слишком далеко и пропасть между нами уже не преодолеть.

— Винни, все это просто ужасно… — попыталась успокоить меня Мэгги. — А ты можешь обсудить это с кем-нибудь? Я уверена, время залечит…

Кивнув, я уставилась на деревянную столешницу, покрытую выцарапанными на ней именами и влажными липкими следами там, где раньше стояли бокалы. Разговор с Мэгги помог мне хоть немного расслабиться — она знала, что надо сказать, хотя и не ведала ответов на мои вопросы.

— Да, и не заморачивайся по поводу пятницы, — продолжила Мэгги. — Думаю, что уход за детьми — последнее, чем бы ты хотела заняться.

Однако в этом она сильно ошиблась. Я бы все отдала за возможность взять этого цыпленка на руки, успокоить ее и петь ей колыбельные до тех пор, пока она не уснет. Гладить ей переносицу до тех пор, пока глазки не закроются — я читала об этом в книжках, но так и не попробовала в жизни.