Ритуал тьмы - Кристоф Хардебуш

Женщина побежала по крышам, быстрая, ловкая, такая опасная. Но с вервольфом справиться она не могла.

Он охотник. Она его добыча.

Неподалеку от Венеции, 1818 год

Как же хорошо бежать. Никаких преград, ты свободен, и нет больше суетных забот. Бежать, бежать прочь от дорог, прочь от сел, и чтобы не было людишек с их запахами, их металлом, их скотом, вонявшим страхом и покорностью.

Он бежал по широкому лугу, на небе сияли звезды, ветер ласкал его черную шерсть. Ничто не могло его удержать, ничто не мешало. Здесь не было таких, как он. Он был один, и чувство одиночества вызывало и печаль, и радость.

Но вдруг зверь замер. Казалось, в ночи раздался чей-то зов, но вокруг было тихо.

В душе возникло странное чувство, чувство, которого у него не могло быть, так было нельзя, нельзя, и это знала даже его звериная сущность.

Где-то что-то высвободилось, и сейчас оно кричало о своей страсти. Прижав уши, волк оглянулся, запрокинул голову и завыл.

Неподалеку от Парижа, 1818 год

Проснувшись, Никколо мгновенно понял, что мир переменился. Ничто уже не было прежним, ничто не будет таким, как вчера. Голую кожу холодил ветер, земля была твердой. На востоке тлели лучики нового дня, но весь мир еще окутывали сумерки, он погрузился в пространство между ночью и днем.

Юноша, застонав, перевернулся на бок. От любого движения мышцы начинали дрожать, в животе шла настоящая война, и обе противоборствующие стороны проигрывали. Во рту чувствовался неприятный металлический привкус, и Вивиани не сразу понял, что это кровь.

В слабом свете он разглядел темные пятна у себя на руках, мраморные узоры, тянувшиеся до локтя. Испугавшись того, что он сейчас увидит, юноша поднес ладони к лицу. Кровь уже засохла и начала покрываться трещинами.

Юноша поспешно вскочил — по крайней мере, попытался, но вместо того, чтобы подняться на ноги, он остался на четвереньках, а мир вокруг закружился в безумном танце, и Никколо вновь упал. Земля продолжала раскачиваться, и он ухватился за нее, чувствуя, как его сносит в сторону. Все успокоилось только после того, как Вивиани пару минут пролежал неподвижно, вытянув руки и ноги.

Вскоре он догадался, почему лежит голый на поле перед въездом в Париж. На долю секунды ему захотелось отбросить эту мысль, воспротивиться ей, но истины было не избежать. «Я… я вервольф».

Когда он вновь попытался встать, все вокруг опять закружилось, но на этот раз слабее. К усталости сейчас примешалась еще и резкая острая боль в ноге. Там зияла рана — глубокий порез, который уже перестал кровоточить, но выглядел все равно плохо. В остальном Никколо был цел и невредим.

Ничего не понимая, юноша провел ладонью по шраму на груди. «Но ведь тогда у нас ничего не вышло! Байрон же меня даже не укусил!» Однако, несмотря на все факты, от вида своего обнаженного, покрытого кровью тела некуда было деться. Отсутствие одежды давало о себе знать. У Никколо застучали зубы, и он обхватил ладонями плечи, но от холода это не спасало.

«Мне нужно одеться. И принять ванну». Вокруг простирались поля. Еще никого не было видно, но вскоре люди выйдут на работу, а до тех пор нужно было привести себя хоть в какой- то порядок. Юноша не знал, как здешние жандармы отнесутся к голому окровавленному иностранцу, и выяснять это у него не было никакого желания.

Он медленно потрусил к хутору, видневшемуся на востоке. Возможно, там он найдет воду, а на веревке во дворе будет сушиться белье.

По дороге Никколо набрел на небольшой пруд. Вода была холодной, но чистой, и юноша, опустившись у пруда на четвереньки, смыл с себя кровь. «Если бы так же можно было смыть с себя воспоминания», — мрачно подумал он. На самом деле он помнил только переулок в Париже и свою уверенность в том, что сейчас умрет. Судя по крови, умереть пришлось кому-то другому.

Хотя сейчас, после мытья, Никколо стало лучше, вода еще сильнее холодила кожу, и терпеть это было просто невыносимо. Юноша испугался, что замерзнет в этих полях насмерть. Дрожа, он поднялся и двинулся дальше. Дул ветер.

Когда Никколо добрался до хутора, ему было так холодно, что думалось уже с трудом. Ему было все равно, увидят его или нет, только бы появилась возможность согреться. К его разочарованию, тут не было ни веревок с бельем, ни чучела, с которого можно было снять лохмотья.

Зато тут была собака, и она тут же залилась лаем.

Никколо поспешно спрятался за какой-то постройкой — к счастью, стена защищала его и от ветра.

— Эй! Есть кто?

Юноша еще сильнее вжался в стену и затаил дыхание. Он опять подумал о людях в форме — неприятная получалась картина. Нужно сделать все, чтобы она не стала реальностью.

— Выходи, или я спущу собак!

Итальянец сглотнул. Псы громко лаяли, и это, несомненно, были крупные звери с острыми клыками. «А я голый».

Выглянув из-за угла постройки, юноша увидел слугу в простой одежде, сжимавшего в руке грозного вида серп. Слуга подозрительно оглядывался, но, по крайней мере, он еще не понял, где спрятался Никколо.

— Мсье, — позвал юноша.

Слуга резко повернулся. Никколо вытянул вперед руки, продолжая стоять за углом.

— Я попал в весьма досадное положение.

— Выходи, подняв руки!

— Я предпочел бы остаться здесь, мсье. Позвольте объяснить, я…

— Мадам! — гаркнул слуга. — Еще один заявился!

«Еще один?» На мгновение Никколо представил себе хутора вокруг Парижа, где после ночных пробежек приходили в себя местные оборотни, голые и окровавленные, а окрестные жители привычно встречали их… «И давали одежду? Или молча убивали и скармливали псам?»

— Мсье, я…

— Заткнись.

Прежде чем Никколо успел как-то отреагировать на подобное хамство, в двери большого дома возникла какая-то полная женщина. Она поправила прядь волос, упавшую на ее раскрасневшееся лицо. Вид у женщины был напряженный, будто ее оторвали от работы. Рукава кофты были закатаны.

— Где он, Люк?

— За маслобойней, мадам. Я его сразу заметил.

Никколо нерешительно наблюдал за этой сценой, показавшейся ему совершенно абсурдной, так что теперь он вообще не понимал, как ему себя вести. Женщина, пройдя по двору, остановилась у Люка за спиной.

— Выходите, мсье! — потребовала она. — Вы не первый, с кем такое случилось.

— Сильно сомневаюсь, — вырвалось у юноши.

Неожиданно женщина рассмеялась.

— Так они все говорят. Знаю я эту историю. Прошлой ночью вы познакомились с очаровательной юной дамой, настоящей красавицей. Вы выпили с ней вина и направились к ней домой. А сегодня утром проснулись — полуголый и без кошелька.

Объяснение задевало самолюбие Никколо, но лучше он придумать не мог и потому согласился.