Эксплеты. Лебединая башня - Ирина Фуллер

– Девочки живут в комнатах по шесть человек, Ваше Высочество.

– По шесть? – удивилась Омарейл. – Но здесь только одиннадцать девочек.

В этот момент раздался звонкий голос:

– Даль не пришла, ее не пустили.

Омарейл услышала обиду, затаившуюся в простом ответе.

– Не пустили? – произнесла она, стараясь скрыть разочарование и возмущение в голосе. – Почему?

Ответила снова госпожа Ман:

– Даль очень… непоседливая девочка. Она серьезно провинилась два дня назад, и директриса велела оставить ее в приюте.

– Но она очень хотела прийти! – вновь раздался обиженный голосок. – Она всю жизнь мечтала познакомиться с вами!

Прикрыв глаза, Омарейл постаралась усмирить зародившийся в душе гнев. Как могли эти люди не пустить Даль на встречу, которая, вероятно, была единственным шансом девочки воплотить свою мечту? Как должен был провиниться ребенок, чтобы заслужить подобное наказание? Что за сердце должно было быть у женщины, которая решила убить веру ребенка в чудо?

Почувствовав подступившие слезы обиды и разочарования, Омарейл глубоко вздохнула и сказала:

– Госпожа Ман, я думаю, детские мечты должны сбываться. Пожалуйста, организуйте встречу девочки со мной. Господин Дольвейн…

– Будет сделано, Ваше Высочество, – тут же отозвался Бериот.

Омарейл продолжила беседу со своими гостьями. Сперва дети были скованны, но вскоре разговорились и начали воодушевленно делиться своими маленькими радостями и горестями. Она поняла, что многое из того, о чем мечтали девочки, она легко могла сделать для них. Куклы, хорек в живом уголке, красные ботиночки и прочие желания были записаны ею, чтобы потом быть переданными Бериоту. Он проводил гостей и вернулся в Комнату Встреч.

– Я восхищен вами, Ваше Высочество, – произнес он, и Омарейл почувствовала, что ее щеки покрылись румянцем.

Она не сделала ничего особенного, но ей все равно было приятно слышать похвалу.

Уже на следующий день стараниями Бериота в «Освещении» появилась трогательная статья, в которой воспитанницы детского дома делились впечатлениями от встречи. Что ж, Омарейл готова была признать, что и столь лестная для нее заметка пришлась ей по душе.

Даль первые десять минут своего визита не могла выдавить из себя и слова. Затем она все же поборола робость и начала отвечать на вопросы Омарейл. К концу встречи она совсем осмелела и спросила сама:

– А как вам живется… взаперти?

Омарейл слышала в голосе Даль сочувствие, и ей стало стыдно. Ребенок, оставшийся без родителей, не имевший ни личных вещей, ни каких-либо преимуществ в жизни, сострадал ей.

– Мне живется очень хорошо, – с улыбкой ответила Омарейл. – Раньше, когда я только и делала, что жалела себя, мне было плохо. А потом я решила перестать, и мне стало хорошо. Я слышала, что ты всю жизнь мечтала познакомиться со мной.

– Да! – смущенно воскликнула Даль.

– Как ты себя теперь чувствуешь?

– Я не знаю, это так странно. Мне очень хочется улыбаться. И вот тут дышать трудно, горло сжимается. А в животе будто бы фейерверк.

– Видимо, ты счастлива.

– О, наверное!

Омарейл и сама улыбалась.

В тот вечер они с Бериотом составили план встреч на ближайший месяц. Почти каждый день у нее были приемы и совещания. Вскоре появились и собеседники, с которыми она начала вести регулярную переписку.

Разумеется, она все еще желала видеть окружение, смотреть им в глаза. Но даже не имея такой возможности, она все равно чувствовала себя гораздо менее изолированной, оторванной от жизни и общества.

В один из визитов Совы Омарейл спросила:

– Госпожа Дольвейн, в пророчестве говорится, что я не должна встретиться ни с одним живым человеком, верно?

– Да, Ваше Высочество.

– Но там не говорится, что мне нельзя покидать комнату.

Эта мысль посетила ее совсем недавно и так ошарашила, что Омарейл несколько минут неподвижно сидела в кресле, пытаясь найти изъян в своей теории.

Сова ответила не сразу. Пауза была короткой, но все же не ускользнула от внимания Омарейл.

– Верно, Ваше Высочество. Но не стоит забывать о безопасности. Здесь вы под надежной охраной…

Омарейл мысленно усмехнулась.

– …многие люди захотят воспользоваться ситуацией.

– Никому не нужно знать. Я не предлагаю отправиться в путешествие по Ордору. Я говорю лишь о небольшой прогулке по замку.

Но Сова была непреклонна. Она расписала ужасы, которые могли свалиться на голову принцессы, реши та выйти из комнаты. Омарейл поняла, что рассчитывать не на что: если Сова что-то решила, переубедить ее было невозможно.

Другое дело – родители. Омарейл возлагала на них большие надежды. Но едва начался разговор, она поняла, что и с ними ничего добиться не удастся: стоило им услышать о размышлениях дочери, они тут же принялись наперебой убеждать ее в опасности такой затеи. Омарейл была уверена, что с ними поговорила Сова. Они использовали те же аргументы.

И все же, несмотря на то что ей не удалось получить большей свободы передвижения, внутри она чувствовала себя гораздо свободнее.

Омарейл попросила больше фотографий города, Севастьяна принесла ей целый альбом с достопримечательностями Ордора. Раньше ей не делали таких подарков, так как боялись ее реакции. Еще в подростковом возрасте она своими всплесками ярости дала понять, что информация о том, как велик и многообразен этот мир, не приветствуется.

Осень закончилась, за ней пришла зима. В Астраре снег был редким явлением, но температура воздуха опускалась настолько, что стоило открыть окно и холод пробирал до костей за секунды. Это, впрочем, не мешало Омарейл заниматься спортом в полностью проветриваемом помещении. Она закалялась таким образом с самого раннего возраста, поэтому мороз не пугал ее.

Одеяла в ее спальне сменили на тяжелые пуховые, камин теперь работал почти все время. Омарейл попросила у придворных портных сшить для нее подобие мантии с меховым подкладом. Она объяснила свою просьбу тем, что стала открывать в Оранжерее все окна и гулять там, представляя, будто находится на улице. Теперь ей требовалась теплая верхняя одежда и обувь.

Себе она признавалась, что не исключала возможности новой прогулки по Астрару. Город манил ее. Искушение было слишком велико.

Впрочем, пока ей удавалось находить себе занятия, которые помогали отвлечься от соблазняющих мыслей.

Например, она воспользовалась тем, что Дан навещал ее не меньше одного раза в неделю, и начала кипучую деятельность по развитию школы.

При финансовой поддержке личного фонда принцессы были организованы дополнительные занятия для школьников. В качестве дисциплин Омарейл выбрала живопись, пение, шитье и театральное мастерство. Дан сообщил, что на все занятия группы были полностью укомплектованы за неделю. Не последнюю роль в этом сыграло то, что вести занятия – по высочайшей просьбе Ее Величества – были приглашены Эгор Вантау, молодой живописец, крайне популярный благодаря эпатажным выходкам и необычным выставкам, широко известная в Ордоре группа «Кости», состоявшая из трех привлекательных молодых людей, дизайнер модного дома «Солярис», в котором одевалась вся знать и, наконец, Шторм. Омарейл выслала госпоже Эдельвейс личное письмо с просьбой взять на себя ведение театральной группы школы. Она была уверена, что это польстило Шторм, и это был единственный способ хоть как-то загладить вину за «Листопад».