Коминтерн и мировая революция. 1919-1943 - Кермит Маккензи

Однако много внимания уделялось вкладу советских вооруженных сил в борьбу против Гитлера. Красной армии, до этого не часто упоминавшейся в материалах Коминтерна, после июня 1941 года стали уделять пристальное внимание. Ее военные удачи подробно были описаны на страницах «Коммунистического интернационала» и «Инпрекора». Красную армию характеризовали не в узком смысле как классовую силу, а как армию, защищающую интересы всего человечества, борющегося с фашизмом. Передовица в журнале Коминтерна, занимавшегося теоретическими вопросами, утверждала в начале 1943 года, что целью Красной армии было освобождение народов с тем, чтобы дать им возможность выбрать свой путь развития. Было обещано, что со стороны Красной армии не будет совершено вмешательств во внутренние дела других народов5. Вклад советских вооруженных сил всегда описывался такими словами, как «освобождение от фашизма», и никогда как установление контроля коммунистов и строительство социализма в освобожденных странах.

Много, конечно, было сказано о том ободрении, которое оказывали советские военные победы на национально-освободительные движения в других странах. «Только после того, как Красная армия разрушила миф о непобедимости гитлеровской орды, – писал один автор весной 1943 года, – в Австрии более широко были внедрены активные формы борьбы»6. Торез писал в том же ключе: «Победоносное наступление Красной армии создало ситуацию, поставившую на повестку дня национальное восстание для освобождения Франции»7.

Нельзя сделать вывод о том, что Коминтерну не удалось представить КПСС самым преданным и искренним руководителем человечества, как и СССР самым передовым типом общества. Совсем наоборот. В этом смысле, воздерживаясь в значительной степени от специфической революционной и социалистической терминологии и сконцентрировавшись на ближайших целях борьбы с фашизмом, Коминтерн все еще пропагандировал советское руководство как самое лучшее и советское общество как самую лучшую модель будущего общества.

В основе новой стратегии Коминтерна после июня 1941 года лежала вера в то, что напряженная и неослабная борьба за победу над Гитлером стала приоритетной по отношению ко всем другим формам деятельности коммунистов. После нацистского вторжения в июне 1941 года был немедленно восстановлен народный фронт «сверху». Представляя собой широкую антифашистскую коалицию всех противников гитлеровской Германии и ее союзников (державы оси), народный фронт считал, что победа над фашизмом есть его ближайшая и самая важная цель. Сотрудничество в народном фронте коммунистических партий с другими политическими силами – социалистическими, буржуазными, протестантскими и католическими – полностью было поддержано Коминтерном. Единственным критерием такого сотрудничества выступала борьба против фашизма.

В странах, находившихся вне оккупации держав оси, коммунисты получили указания поддерживать военную и политическую деятельность существующих правительств, или в тех странах, где сохранялась политика нейтралитета, коммунисты должны были вдохновлять правительства и народ на проведение антифашистской борьбы. В странах, находящихся под оккупацией держав оси, коммунисты должны были бороться за создание правительств, основанных на широком национальном сопротивлении и антифашистской борьбе по всем фронтам.

Программы по созданию народных фронтов, так же как и правительств, основанных на народных фронтах, способствовали решению главной задачи – свержению фашизма, победоносному окончанию войны и построению общества, в котором стали бы возможными демократия и улучшение условий жизни. В литературе Коминтерна этого периода можно найти лишь смутные намеки на то, что коммунистические партии представляли собой нечто другое, чем просто обычную политическую партию, ставившую перед собой простые демократические цели. Они были скорее недемократичными партиями, ставившими перед собой неограниченные цели. Очевидно, мобилизация каких только возможно самых широких антифашистских коалиционных сил потребовала замалчивания более радикальных конечных целей мирового коммунизма. Означало ли замалчивание этих целей в официальных публикациях Коминтерна то, что эти цели были отложены, или что они раз и навсегда были забыты Коминтерном, остается важным вопросом.

Взгляд на общие черты программ народного фронта послужит доказательством того, что они практически все без исключения были коммунистическими по содержанию. В Италии программа широкого национального фронта борьбы с фашистами требовала окончания войны, «мер экономического характера», препятствующих возникновению будущих войн и бедности и прав граждан на участие в правительстве. Восстановление конституционных гарантий, таких как свободы слова, печати, собраний и религиозных верований, отмена дискриминации по расовому признаку являлись первоочередными задачами в программе народного фронта8.

В Норвегии было заявлено, что народный фронт ведет борьбу за свободные профсоюзы, социальные права, обеспечение продовольствием, более высокую зарплату и самоопределение и суверенитет9. В Югославии титоисты (сторонники маршала Тито. – Примеч. пер.) пообещали, что «самые важные вопросы общественной жизни и государственного устройства будут решаться свободно избранными представителями всего народа»10. Немецкое антифашистское движение было обязано бороться за демократические свободы, права людей и «восстановление национальной демократии»11.

Вот типичные заявления того периода, опубликованные в изданиях Коминтерна и, следовательно, одобренные им. Что они означали? Означали ли они желание и намерение Коминтерна отказаться навсегда от поставленных ранее конечных целей и трансформацию коммунистических партий в нормальные политические организации, нацеленные на что-то более демократичное, чем однопартийная система и тотальная социальная перестройка общества?

За исключением примера послевоенного югославского общества, показавшего ложность всех югославских обещаний, политика народного фронта с 1941 по 1943 год может быть рассмотрена с двух сторон. Во-первых, следует помнить, что до войны Коминтерн и партии (секции), его составляющие, довольно специфически трактовали такие слова, как «демократия», «справедливость» и «права человека». Во всей истории Коминтерна определения, даваемые коммунистами, значительно отличались от обычных значений этих слов в общеупотребительном понимании другими людьми, не бывшими коммунистами. Во-вторых, следует помнить, что Коминтерн, в этот период выступавший за искоренение фашизма и искоренение демократии, никогда не говорил, какие средства надо использовать для достижения таких целей. До какой степени должно быть реорганизовано и реконструировано общество, чтобы подойти под определение демократии в понимании Коминтерна?

Следовательно, защита Коминтерном демократии и прав людей должна быть воспринята в том значении, которое руководство Коминтерна вкладывало в эти слова – и от которого оно никогда не отказывалось. Что же рядовой коммунист был вынужден понимать под настоящим значением слова «демократия»? Какая реорганизация необходима обществу для достижения демократии согласно мнению, навязанному Коминтерном рядовому коммунисту? Кто же должен управлять «подлинной» демократией, так защищаемой Коминтерном в довоенные годы? Изучая программы народных фронтов с этой точки зрения, мы неизбежно придем к выводу, что Коминтерн имел особое понимание того, что же означала подлинная демократия и как ее надо достичь.