Красна Марья - Наталья Ратобор

славные: Любаша — рыжик неугомонный, котенок ласковый, утеха мне — в память о нашей любви, точно как ты говорила тогда… Аннушка — строгая, красавица — в тебя пошла… Эх, Машенька, быть бы тебе с нами, да вишь как жизнь повернулась… — Алексей, разволновавшись, задрожавшей рукой потянулся к внутреннему карману за кисетом. — Марьюшка, зорька алая, улетела ты, словно горлинка, — а как жить без тебя, не поведала! Когда же я-то к тебе, душа моя, — не дождусь всё никак… Ты уж моли там Господа Бога, чтобы и мне к тебе поскорее…

Склонив голову на грудь и обхвативши ее руками, он сидел напротив высокого потемневшего креста, прислушиваясь к сосновому шуму в вышине, а ласковый ветер тихонько ворошил его поредевшие пепельные кудри.

Глава 2

Все летние месяцы 1939-го Чехословацкая военная группа находилась в лагерях, получая указания от польских властей, меняя дислокацию. А первого сентября германские войска перешли границы Польши. Уже третьего сентября вышел официальный декрет о создании на основе этой группы нового формирования — Чешского и словацкого легиона. И меньше чем через две недели часть легионеров, включая Алексея, была отправлена для усиления обороны Тарнополя*2* от немецких налетов. Но в это время с востока уже подходили части Красной армии.

Тарнопольская группа Алексея не попала в число легионеров, окруженных красноармейцами в районе села Раковец восточной Польши, поэтому он так и не узнал, что в числе интернированных и переданных НКВД легионеров находился его Сергей — совсем неподалеку…

Алексей остался на территории Польши. Позже он вступил в ряды Армии Крайовой. Варшавское восстание, начавшееся 1 августа 1944-го и продолжавшееся почти два месяца, явило героизм простых повстанцев, но также и показало, насколько люди, воодушевленные стремлением к освобождению родной земли, могут оказаться заложниками в потаенной игре политических сил, лидеры которых давно привыкли жертвовать тысячами человеческих жизней, как фигурами на шахматной доске. Даже правительство Польши в изгнании не стало важным субъектом в многоходовой игре Лондона и Вашингтона с одной стороны, Москвы — с другой. По вопросу о начале восстания не было единого мнения и в руководстве Армии Крайовой, не все в нем обладали и достаточной информацией. Что уж говорить о тех, кого оно призвало поднять оружие?

Через несколько дней после начала восстания Алексей вместе с другими повстанцами участвовал в бою за концлагерь Генсювка, освобождая заключенных, которых немцы уже за несколько дней до этого начали методично уничтожать. Большинство освобожденных присоединилось к восставшим.

Еще в августе, когда становилось яснее, что передовые части Красной армии неумолимо приближаются к Варшаве, Алексей с горечью наблюдал всё более резкие несогласия между сторонниками и противниками начала восстания. Пока линия фронта проходила далеко, было проще: вот — родная польская земля, а вот — ненавистные оккупанты немцы. Но что принесет Красная армия? От большевиков хорошего тоже не ждали, — у многих свежа была память о том, какими методами они устанавливают свое «царство справедливости». Уж Алексею об этом точно не нужно было рассказывать. Правда, известно было и другое: входя в восточную Польшу, они повели себя довольно осмотрительно — не так, как на территории России в Гражданскую. В общем, когда Алексея спрашивали о его мнении, он чаще отмалчивался. И все больше приходил к пониманию: узел завязывается такой, что распутать его — не получится. Значит, он будет разрублен. И разрублен силой гораздо большей, чем та, которой обладает здесь Армия Крайова. Но если не восстать против немцев теперь, то зачем тогда вообще были все эти годы в подполье? Имелся у него к фашистам и свой счет: старшие Ярузинские с приходом немцев оказались в таком же бесправном положении, как и все поляки, а дядя Анджей попал по какому-то доносу в концлагерь и из него не вернулся. Алексей поддержал подготовку к восстанию.

Как человек с боевым опытом, он стал ответственным лицом штаба восстания и с небольшой группой проверенных бойцов направлялся в самые горячие точки Варшавы. И, бывая в разных районах города, постепенно убеждался: поражение неминуемо — слишком неравны силы…

* * *

При подавлении восстания особо отличились бравые казаки из Казачьего Стана, воевавшие на стороне Германии, ими было захвачено несколько тысяч повстанцев. Происходили и массовые расправы на месте.

В середине сентября группа Алексея была блокирована казаками в полуразбитом доме. На израсходовавших боеприпасы повстанцев навалилось с полсотни остервеневших карателей. После яростной рукопашной Алексея и его товарищей поволокли за ноги, а он ожесточенно хрипел:

— У-у, гады… Свои же…

— Сталин тебе свой, коммуняка, — бросил кто-то ему в ответ.

Глава 3

Сначала Алексея допрашивали в военной полиции, потом — в гестапо. Он лично знал не только руководителя восстания Тадеуша Бур-Коморовского, но и многих членов подпольных организаций. Установив личность Алексея, его решили «раскрутить на всю катушку». Днем его истязали допросами с пристрастием, а ночами мучили бессонницей: он вынужден был сидеть на табурете в камере рядом со свирепой овчаркой, которая, готовая вцепиться в горло, с угрожающим ворчанием скалила зубы при малейшем его движении. Пищи и воды не давали. Наконец, посчитав, что пленник «готов», Алексея, не забыв связать ему за спиной руки, повели на очередной допрос.

Стол в комнате, куда его ввели, был уставлен аппетитными блюдами, которые ему предложили. Он попросил пить. Воду тут же с готовностью принесли и даже поднесли стакан к его губам. Алексей мысленно усмехнулся: «Тактику поменяли…», но сделал несколько глотков.

Усталый офицер быстро окинул пленника оценивающим взглядом и учтиво заговорил по-польски. Но тот словно пребывал в забытьи и не отвечал. Офицер потер утомленные глаза и слегка повысил голос. Измученный бессонницей, Алексей посмотрел на него безразлично и только еле заметно пошевелил губами. Выдохшийся от бесконечных допросов офицер, теряя терпение, стал говорить настойчивей:

— Уверяю вас, если вы немножечко поможете нам, мы сохраним вам жизнь… И, поверьте, достойную жизнь!

Услышав это, Алексей вдруг поднял свою платиновую от седины голову и настолько искренне, от души, рассмеялся, что лицо офицера перекосило. Потеряв над собой контроль, он вырвал из кобуры вальтер и, подскочив к пленнику, с размаху ударил ему рукояткой в зубы. Алексей упал, а офицер начал пинать вздрагивавшее тело. Потом отошел, сел на стул. Еще накануне, после очередного безрезультатного допроса, он приказал отнести обессиленного пленника в камеру. Сегодня же он как будто что-то понял. Привычным движением снял пистолет с предохранителя. Подошел к распластанному телу. И методично разрядил в него всю обойму.

Алексей обратил застывающий взгляд к окну и, уже не