Злая ласка звездной руки - Сергей Синякин

В Министерство обороны Крымов, разумеется, не поехал. Там сейчас специалистов из ФСБ, МВД, контрразведки понаедет, правительство своих скорбителей пришлет, депутаты Государственной Думы будут рады покрасоваться перед объективами телекамер. При мысли, что придется общаться с коммунистами, с элдэпээровцами, бывшими товарищами, изгнанными из правительства и администрации и объединившимися в Союз правых сил, Крымов испытывал тошноту и раздражение. И ведь показали этим идиотам на выборах, что значит общественное мнение, так нет, все продолжают апеллировать к народу. Народ, как обычно, безмолвствует. Народу надо хлеба и зрелищ. Больше народу ни хрена не надо. Лают обычно общественные моськи из прикормленных средств массовой информации. Вот их тявканье и выдается за общественное мнение. Крымов это знал лучше других, а потому никогда не опускался до участия в передачах радио и телевидения. Там все равно — или. извратят его слова, или вообще не дадут высказаться. Немногим больше Александр Уранович жаловал газеты, да и то при условии, что авторство статьи будет принадлежать лично ему и ни одно его слово не будет изменено борзописцем, жаждущим редакторских лавров.

Самоубийство Грошева выбило главу кремлевской администрации из колеи. Ясно было, что Президенту уже о случившемся доложили, а это, в свою очередь, означало, что озвучивать коллективную идею, где мыслям Президента было уделено немалое место, придется кому-то другому. По всем прикидкам выходило, что это придется делать Александру Урановичу. Идейных вдохновителей у нас хватает, нет только руководителей, которые не боялись бы взять на себя решение политической проблемы.

Как говаривал остроумнейший человек, бывший начальник союзной еще внешней разведки Леонид Шебаршин, есть только один деятель, на которого возлагается вся ответственность, но который ответственности не боится, — Сталин. М-да… Россия, конечно, великая страна, но каких боязливых мышей она родила!

Крымов не без оснований считал себя много способней большинства нынешних лидеров, которым он был вынужден подчиняться, но в глубине души понимал, что всю свою жизнь он будет находиться на третьих ролях. Кураж у него был не, тот, командного блеска в глазах и резкости в голосе не хватало. Ему бы свой ум, изворотливость Березанского, властность Гуся, коммуникабельность нынешнего Президента — тогда бы Александр Уранович Крымов себя показал с наилучшей стороны…

Что бы он сделал, если бы обладал всеми необходимыми качествами, Крымов не додумал. Зазвонила вертушка, и по ее требовательному звонку Александр Уранович догадался, что неприятного утреннего разговора с Президентом все-таки не избежать.

— Что скажешь, Александр Уранович? — спросил Президент. — Крепко нам Грошев подгадил! Что делать теперь будем?

Крымов промычал что-то нейтральное. Он прекрасно понимал, что именно имел в виду его собеседник. Более того, он понимал, что Президент требует от него. Междометиями здесь отделаться было крайне сложно. Президенту был необходим человек, который мог и обязан был озвучить принятое накануне решение. И этим человеком он видел Александра Урановича Крымова. Стреляться Крымову не хотелось, но и быть козлом отпущения он не особенно стремился. Как там пел покойный бард Владимир Семенович Высоцкий? «Не противился он, серенький, насилию со злом, а сносил побои весело и гордо…» М-да… Весело и гордо…

— Будем думать, — нейтрально сказал Крымов.

— Какой черт думать! — взорвалась криком трубка. — Действовать надо! Мне через день лететь в Вашингтон, ты что же думаешь, мне там никто вопросов по поводу этой глухомани не задаст? Короче, ты, Александр Уранович, зубр уже, ты в коридорах власти лавируешь будь здоров! Как на скейтборде катаешься! Делай что хочешь, как хочешь, но чтобы к моему отлету вопрос о Михайловке не стоял. Надо, чтобы этот вопрос был решен раз и навсегда, как говорится, радикально. Ты меня слушаешь?

Крымов бы его всю оставшуюся жизнь слушал, лишь бы не отвечать. Во рту пересохло, и уже зрел резкий вопрос, который, несомненно, стоил бы Александру Урановичу дальнейшей карьеры и положения в обществе, если бы он не сдержался, стиснув зубы.

— Я понял, — сказал он. — Сейчас соберу команду, определимся, и я вам доложу.

— Да не доклады мне нужны, — с легким недоумением и досадой сказал Президент. — Решение уже принято, так? Действовать надо. С начальником Генштаба свяжись, с заместителями покойного. Надо — еще одного назначьте, специально для решения проблемы. Или вместо него.

— Делаем все возможное, — сипло сказал Крымов.

— А я вас не ограничиваю, — сухо сказал Президент. — Как говаривал один из моих предшественников, делайте и невозможное. Мне сегодня уже Буш звонил, интересовался. Я думаю, что американские наблюдатели, которых мы допустили в Михайловку, ему докладывают все, что знают, и эти доклады нас рисуют не в лучшем свете.

— Ясно, — сказал Крымов. — Будем действовать!

И вздохнул.

— Не вздыхай, — посоветовал Президент. — Думаешь, мне легко? У самого сердце кровью обливается. Однако мы должны все сделать сами. В противном случае… Ведь ты не думаешь, что нам позволят распространить заразу по всему миру?

9 СЕНТЯБРЯ 2006 ГОДА, 17.00

С утра в пригородах погибли две автомашины. Одна из них — санитарный фургон, на нем вывозили двух стариков, с которыми нашел общий язык какой-то ученый из комиссии РАН — вспыхнула на дороге уже в пределах видимости. Сейчас она еще продолжала чадить, хотя было непонятно, что там может гореть столько времени. Кроме нее, сожгли бронированную машину разведки. Ее командир успел сообщить о нападении, после этого связь с экипажем БМР прервалась, и надежд на то, что ее экипажу удастся вырваться из города невредимыми, было мало.

По лагерю поползли слухи, что Сферу устанавливали над городом пришельцы, оставив в Михайловке невидимых лазутчиков, которые и совершают нападения. Заговорили о том, что все жители заражены неизвестной космической болезнью, занесенной пришельцами. Кунжаков этим слухам не особо верил, но некоторое облегчение от того, что рядышком нет пацанов из того ночного наряда, в котором он отпустил этого самого Старикова, старший лейтенант милиции все-таки испытывал. Вложили бы они его, и попробуй тогда доказать, что ты не верблюд!

Но рассказ водителя казался Кунжакову куда более правдоподобным. Огнемета «Осы» в действии он никогда не видел, но резонно предполагал, что именно так ее снаряды и выглядят — огненными стрелами, несущимися в твою сторону.

Тем более правдоподобным этот рассказ казался еще и потому, что утром водителя, рассказавшего Кунжакову о прапорщиках из спецгруппы и своих подозрениях, нашли около крайних палаток со сломанной шеей. Сразу же пошел разговор о том, что убит был водитель в пьяной разборке с контрактниками, кого-то из них даже арестовали за это преступление и увезли на дознание в Царицын, и только Кунжаков не верил всем этим разговорам, он хорошо знал, что водитель Николай спиртного вообще никогда в жизни не употреблял. И застолий он не любил, особенно тех, что могли закончиться безобразной пьяной дракой.