Лишь тот… - Сергей Вишневский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Меня не устраивают ваши методы, — ответил Снек, продолжая держать взгляд барона. — Насколько я знаю, деньги выглядят по-другому.
— То, каким образом я беру дань — мое личное дело. Эти люди под долговым ярмом.
— Я понимаю ваше недовольство, но о каких цифрах идет речь? — вмешался Руди.
Него перевел взгляд на кудрявого воришку и, смерив его взглядом, ответил:
— Семнадцать золотом.
— Семнадцать? — вскинул брови послушник. — Что же… я думаю, что мы можем уладить этот вопрос.
Руди достал небольшой кошелек и высыпал из него монеты на ладонь. Быстро отсчитав семнадцать, он протянул их барону.
— Семнадцать золотом, — с улыбкой произнес он. — Мы готовы помочь этим людям и сохранить их жизни.
Него взял в руки золотые монеты южан, которые по весу соответствовали королевским, взвесил их в ладони, а затем медленно перевернул кисть, высыпая золото в сухую пыль деревенской дороги.
— Подачек от церковников я не принимаю.
Он обернулся к воинам, наблюдавшим за происходящим, и отдал приказ:
— Руби следующего!
Свист. Удар. Глухой звук и тихий плач среди согнанных крестьян.
Ари задрожал от злости. Его сжатые кулаки наполнились силой и начали светиться. Тут же на его плечо легла ладонь Гоша, который тихо прошептал на ухо:
— Церковь не вмешивается в дела знати… особенно во внутренние дела знати.
— Барон Него, — произнес Снек, глядя, как хлопает глазами отрубленная голова последнего человека. — Я буду вынужден сообщить в высший Синод о ваших действиях.
— Я не возражаю, — ответил тот и расплылся в злобной улыбке. — Ты можешь сообщить об этом в Синод и заодно самому Единому. Думаю, он меня осудит… Да, но я обязательно покаюсь вашим братьям и договорюсь об индульгенции. За золотишко, которое тут вытряхну… Каркас! Руби следующего!
Свист. Удар. Глухой стук.
В толпе крестьян послышалось завывание женщин от безысходности и ужаса.
Клирик молча продолжал смотреть на барона, а тот отвернулся и подошел к своим воинам.
— Я снова спрашиваю! Где остальные деньги?!!
Руди нагнулся к земле и собрал монеты. Он молча с мрачным лицом собрал золотые кругляши в кошелек и поднялся, встав рядом с наставником.
— Так иногда бывает, — произнес Гош, пытавшийся успокоить Ари. — Задирают налог, долг копится, владелец земли объявляет деревню в долгу. Потом приезжает к ним, рубит не глядя и заставляет платить. Люди больше пашут, больше сеют и… приносят больший доход. Только теперь они не вольные люди на земле барона. Они с долговым ярмом и никогда больше не смогут уйти.
— Мы здесь бессильны, — кивнул Снек, глядя на парня, не способного унять свет в крепко сжатых кулаках. — Нам просто нельзя вмешиваться.
— И смотреть… смотреть, как их убивают? — прошептал парень. — Мы ведь ковен били… Мы с черной язвой бились… Мы ведь можем всё… И мы будем просто смотреть? Просто так уйдем?
Парень оторвал взгляд от обезглавленного тела и перевел его на Снека.
— Нет! Не надо! — раздался детский вскрик.
Ари взглянул на Него, который вытащил из толпы ребёнка.
Девочка лет восьми пыталась вырваться, но барон дернул её за волосы и заставил завалиться лицом вперед. Оттащив её за волосы к убитым, он рявкнул на воинов, которые тут же подскачили и схватили ее за руки, заставив замереть в согнутом состоянии.
— Где мои деньги?!!! — повторил вопрос Него, и отбросив клинок, достал кинжал.
Из толпы вырвалась женщина, бросившаяся к ребенку. Её тут же остановили ударом копья в грудь. Она завалилась на землю, но тут же встала на четвереньки и с рыданиями и мольбами о пощаде поползла к ребенку.
— Пощады… господин! Пощады…
Пара пинков, и женщина заваливается на бок. Солдат хватает её за волосы и заставляет поднять лицо так, чтобы той было видно происходящее.
Него же молча хватает за волосы ребенка, задирает голову рыдающей девчонки и резкими движениями начинает отрезать голову. На землю льется кровь. Рыдание и визг ребенка переходит в бульканье.
Ари смотрит на это стеклянным взглядом. Кулаки сияют белоснежным, дрожащим от ненависти светом. Нами, стоявшая рядом, не в лучшем состоянии. Глаза девушки, заполненные тьмой. Она наполняет их и собирается в уголках глаз. Секунда, другая и по щеке течет капелька черной, словно чернила, слезы. Гош стоит рядом с Ари с каменным выражением лица. Выдают только скулы, которые вздулись от напряжения. Паладин сжимает со всей силы зубы и рукоять клинка.
— Нам нельзя, — повторяет Снек, стоящий перед отрядом Дубовой лозы.
— Нам, — повторяет сквозь зубы Гош. — Нельзя именно нам.
Ари переводит взгляд на Снека. Глаза того красные, а лицо бледное. Наставник встречается взглядом с учеником, а затем молча, едва заметно кивает.
— Всех, — тихо шепчет паладин. — Никто не должен выжить.
Ари делает шаг вперед, за спину Снека, и достаёт из одежды маленький псалтирь. Нами следует за ним и встает рядом по правое плечо. По левое встает Руди, снова достав свои ножи.
— Прости Единый, — тихо шепчет Снек, не оборачиваясь и не глядя на своих послушников. — Прости, но… по-другому мы не можем…
Палец с оранжевым огоньком очерчивает круг, который затем перечеркивает двумя линиями. Знак Единого оранжевого свечения остается висеть в воздухе.
— Господа церковники! — обратился криком к ним Него, вытирая клинок о платье мертвой девочки. — Вы не прочтете над умершими молитвы? Ведь мы все под Единым ходим…
Он злобно усмехнулся и сплюнул на землю.
— Ах да… Это же не совсем люди.
— Единый, волей твоей и силой. Разумом моим чистым и устами моими… — начал читать молитву Ари, после чего всё его тело объял свет.
— Ах, да… Янтарникам этим заниматься не положено. Вы это поручили необученным лоботрясом? — с неприкрытой ненавистью спросил барон.
Ари умолк, сбившись с молитвы, и сжал зубы от злости и ярости. Однако сделать он ничего не успел, как и Руди.
Вперед сделала шаг Нами. Она подняла руку, указала пальцем на барона и спокойно произнесла утробным, словно не своим голосом:
— Умри!
— Умри!
Из пальца девушки ударили тёмные лучи. Тоненькие, с волосок, они мгновенно достигли солдат, попав каждому в лоб. Никаких изгибов, лишь прямые линии.
Секунда, вторая.
Полная тишина.
Тёмные волоски исчезли. Все, кроме одного. Он был во лбу Него.
Солдаты словно подкошенные завалились на землю, а местный барон остался стоять. Его лицо перекосилось от боли, зубы заскрежетали, а затем он выгнулся дугой и упал на землю.