Слушай Луну - Майкл Морпурго

Затем он спросил, чем еще может помочь. Я сказал, что толпа под окнами мешает нам и расстраивает дядю Билли. За время завтрака, по мере того как толпа росла и становилась все шумнее, Билли и в самом деле делался все беспокойней. Я видел, что ему и без того нелегко находиться в чужом доме, а несколько бесцеремонное поведение миссис Картрайт явно нервировало его. Глаза у него бегали из стороны в сторону. Он твердил, что хочет видеть свою сестру, и я, как мог, старался объяснить ему, что она скоро приедет. Когда после вмешательства полковника Мартина толпа утихомирилась, Билли немного успокоился, а когда миссис Картрайт наконец-то убрала со стола и оставила нас в одиночестве, и вовсе заметно повеселел.

Я решил, что сейчас как раз удобный момент задать Вильгельму Кройцу вопрос, который вертелся у меня на языке на протяжении всего завтрака. Но он заговорил первым, медленно и церемонно, тщательно подбирая слова.

«Я от всей души благодарю вас за доброту, герр доктор, – начал он. – Герр капитан был прав. Здесь живут добрые люди. – Он помолчал, прежде чем продолжать. – Я должен кое-что сказать. Я уже был здесь прежде, в этих водах, герр доктор, несколько месяцев назад. Und я привез с собой кое-кого, ein junges Mädchen[30]. Она не говорила, ни одного слова. Больше ничего о ней не знаю, она не рассказывала. Трудно верить, но мы нашли эту девочку на рояле посреди моря. Это было после потопления «Лузитании». Вы наверняка знаете. У нее был с собой маленький мишка, игрушка, понимаете? Мы обязаны были ее спасти. Она была совсем ребенок. Дома я работаю учителем в школе. Ich bin auch ein Vater[31]. Я не смог бы оставить там ребенка. Все на нашей лодке согласные. Герр капитан, он тоже согласный. Но брать ее домой нельзя. Это verboten на лодке, понимаете? Подводным лодкам нельзя спасать людей. Мы смотрели карту, мы решили, ближе всего высадить девочку на островах Силли. Здесь. Ночью мы подошли к островам и высадили ее на берег. Ей одиннадцать или двенадцать лет. Очень хорошо играет в шахматы. Она здесь? Вы ее знаете? С ней все в порядке? Verstehen sie mich?»[32]

Я не знал, что и сказать, такой сумбур творился в моих мыслях, так сильно колотилось мое сердце.

Но тут подал голос дядя Билли. До этого момента я даже не подозревал, что он прислушивается к нашему разговору.

«Я ее знаю, – заявил он. – Она мой друг. Люси. И она друг Альфи. Она мне нравится».

«А, значит, ее зовут Люси», – сказал Вильгельм.

«Это вы дали ей одеяло?» – спросил я его. Это было и вовсе невероятно. Я должен был точно во всем удостовериться.

«Да, чтобы она не замерзла, – ответил он. – Meine Mutter, моя мама, она сшила его для меня».

Я должен был получить ответ еще на один вопрос.

«Это ваша подлодка потопила „Лузитанию“»? – спросил я его.

«Нет, – ответил Вильгельм. Смотреть на меня он не мог, потому что в глазах у него стояли слезы. – Это не мы. Но мог быть мы. Мы потопил много кораблей, герр доктор. Английских, французских. Для моряка ужаснее нет, чем потопить другой корабль. Смотреть, как он идет под воду, как гибнут люди. Слышать их крики. Для моряка убить другого моряка – как убить брата. На „Лузитании“ много братьев, и отцов и матерей, и маленьких детей, как Люси. Мы могли спасти только ее. И мы ее спасли».

В дверь дома постучали.

«Устроили из дома проходной двор какой-то, – проворчала миссис Картрайт и, тяжело ступая, отправилась открывать. – Доктор! – крикнула она из передней. – У вас гости с Брайера. Впустить их?»

«Будьте так добры, миссис Картрайт», – отозвался я.

Не стану даже пытаться описывать безграничную радость воссоединения, свидетелем которого я стал в то утро у себя в столовой. Надо было видеть выражение лица дяди Билли в тот момент, когда он увидел сестру.

«Йо-хо-хо!» – закричал он.

«Йо-хо-хо!» – отозвались Уиткрофты.

Я растрогался до слез, глядя, как все семейство приветствует друг друга, не зная, то ли смеяться, то ли плакать. Для Мэри с Джимом и Альфи сейчас не существовало никого, кроме дяди Билли, так что они не обратили внимания ни на меня, ни на сидевшего рядом со мной Вильгельма Кройца. А вот Люси очень даже обратила. Она застыла как вкопанная, во все глаза глядя на него. Она не в силах была оторвать от него взгляд. Некоторое время спустя я осторожно кашлянул, чтобы напомнить им о своем присутствии, и представил моего гостя.

«Это, – начал я, – Вильгельм Кройц. Он моряк Германского военно-морского флота. Дядя Билли спас его, не дал ему утонуть».

Вид у них сделался ошарашенный. Миссис Картрайт заливалась слезами; я и не подозревал, что она на это способна.

Прежде чем продолжить, я предложил всем присесть.

«Думаю, я должен кое-что рассказать вам об этом человеке, кое-что поистине поразительное. Несколько месяцев назад Вильгельм Кройц и его товарищи спасли жизнь девочке, которую мы знаем как Люси Потеряшку. Люси, по всей видимости, была пассажиркой „Лузитании“. Вскоре после потопления „Лузитании“, как поведал мне Вильгельм, они наткнулись на Люси Потеряшку, которая плыла на крышке корабельного рояля посреди открытого океана. Они подобрали ее, спасли ее и высадили на ближайшую подходящую сушу – на Силли, на остров Сент-Хеленс. Так, Люси? Они спасли тебе жизнь. Этот человек спас тебе жизнь. А теперь дядя Билли спас жизнь ему, подобрав в море и привезя его на Силли. Как говаривала моя матушка, добро всегда возвращается».

Никогда еще в жизни я никому ничего не рассказывал с таким удовольствием. Когда я закончил, никто не произнес ни слова. Все взгляды были прикованы к лицу Люси, все ждали, что она сделает. Но ничто в ее лице не намекало на то, что она узнала своего спасителя. Во всяком случае, поначалу. На каминной полке громко тикали часы, и в тот миг, когда они начали бить, лицо девочки прямо у меня на глазах внезапно преобразилось. Ее озадаченные глаза в один момент засияли, и ее лицо озарила улыбка узнавания. Она вскочила и, приблизившись к немецкому моряку, сняла с плеч одеяло и протянула ему. Стоя перед ним, она вскинула на него глаза, по-прежнему не сводя с него взгляда.

«Спасибо вам, Вильгельм, – произнесла она, – за ваше одеяло и за то, что спасли меня, тоже. Я не могла поблагодарить вас прежде. Я очень хотела, но не могла говорить. А теперь могу».

Она произнесла эту маленькую речь без малейшей запинки, на одном дыхании, слова лились из ее уст плавным потоком.

Потом она повернулась к нам и обратилась ко всем разом.

«Я не Люси Потеряшка, – произнесла она. – Я Мерри Макинтайр».