22 июня 1941: тайны больше нет - Арсен Беникович Мартиросян

Короче говоря, Сообщение ТАСС явилось в итоге еще раз глубоко зондирующей подлинные намерения Берлина реакцией Сталина и на тревожные сведения разведки, и на провокацию Шуленбурга. Проще говоря, по реакции официального Берлина на Сообщение ТАСС Сталин намеревался еще раз проверить достоверность информации об угрозе нападения Германии в ближайшие дни, в том числе и то, что кроется за фокусом с изъятием главной газеты Третьего рейха. Потому что к моменту возникновения решения прибегнуть к такому приему, как зондирующее Сообщение ТАСС, Москва уже обладала данными не только о том, что нападение состоится в 20-х числах июня, но и данными о точной дате нападения. Одновременно в равной степени преследовалась цель заранее пригвоздить А. Гитлера и его Третий рейх к позорному столбу Истории как вероломного и подлого агрессора, если он никак не отреагирует на зондаж!

По сути дела, Сталин второй раз за 8 лет очень жестко загнал Гитлера в угол (впервые еще в 1933 г.), поставив его перед абсолютно неразрешимой дилеммой:

А. Либо официально, во всеуслышание разделить изложенную в Сообщении ТАСС позицию, то есть от имени германского государства подтвердить высказанную в нем беспочвенность слухов о нападении. Проще говоря, вместо навязывавшегося ему Шулен-бургом варианта «инициативно-спонтанного срочного письма» на имя Гитлера, в котором Сталин должен был расписаться даже не столько в дружественном отношении СССР к Германии, что однозначно подорвало бы даже намек на возможность установления остро необходимых СССР союзнических отношений с США и Англией, сколько, по сути дела, признать якобы верховенство Германии в Европе и ее «нового мирового порядка», что неизбежно нанесло бы колоссальный урон авторитету СССР и едва только начавшим вырисовываться контурам будущей антигитлеровской коалиции, Сталин в противовес создал абсолютно безвыходную для фюрера ситуацию, когда уже он, Адольф Гитлер, должен был инициативно-спонтанно реагировать. Но для Гитлера такая реакция на это Сообщение ТАСС означала бы:

а) отказ от нападения или же как минимум перенос даты нападения на более поздний, а, следовательно, и более выгодный для СССР в плане подготовки к отпору врагу срок;

б) либо, не меняя уже назначенную дату нападения, расписаться в том, что в случае нападения после такого, официально выраженного согласия с содержанием Сообщения ТАСС, а, по сути-то, заявления правительства СССР, именно он, коричневый шакал, и есть вероломный и подлый агрессор. Ведь по состоянию на 13 июня 1941 г. Сталин уже точно знал о 22 июня.

Б. Либо вообще никак не реагировать, что в свою очередь означало бы:

а) что он, Гитлер, понял, что сделал Сталин;

б) что своим красноречивым молчанием фюрер умышленно игнорирует совершенно отчетливо прозвучавшее приглашение к диалогу;

в) и, следовательно, именно он, Адольф Гитлер, своим молчанием собственноручно расписывается в том, что и военное, и, особенно, политическое решения о нападении на Советский Союз 22 июня приняты окончательно и бесповоротно и соответствующе подтверждены командующим группировками вторжения. Подчеркиваю, что в этот момент Сталин уже знал, что по указанию Гитлера Гальдер издал и направил в войска директиву о назначении даты 22 июня датой нападения! Но еще не принял именно окончательного политического решения о нападении (оно было принято только 14 июня. — А.М.)

Любой из этих вариантов абсолютно обоснованно выставлял Гитлера и Третий рейх именно подлым и вероломным агрессором, который заслуживал не только всеобщего осуждения, но и самого сурового возмездия. Для Сталина же, особенно второй вариант, означал ответ на главный вопрос — о подтверждении даты нападения.

В Берлине прекрасно поняли, что сделал Сталин. Не случайно уже 15 июня 1941 г. в дневнике колченогого министра пропаганды Геббельса появилась очень красноречивая запись: «Опровержение ТАСС оказалось более сильным, чем можно было предположить по первым сообщениям. Очевидно, Сталин хочет с помощью подчеркнуто дружественного тона и утверждений, что ничего не происходит, снять с себя всевозможные поводы для обвинений в развязывании войны»[236]. В своем упомянутом выше исследовании Е.М. Ржевская приводит такую цитату из дневника Геббельса: «Опровержение ТАСС оказалось еще резче, чем в переданном о нем сообщении. Очевидно, путем тщательного соблюдения договора о дружбе и утверждения, что ничего на самом деле не происходит, Сталин хочет показать возможного виновника войны»[237]. Ай да Геббельс, ай да сволочь нацистская — надо же, признал-таки, что именно нацистская Германия станет виновником войны! Сволочь-то он сволочь, сомнений нет, но вот как называть наших, с позволения сказать, либерастов-историков, которые и поныне пытаются утверждать, что-де Сталин намеревался напасть на Германию!?

Но не менее важно и то, что Геббельс понял (впрочем, понял не только он, но и Гитлер, да и в целом все высшее руководство Третьего рейха), что сделал Сталин, что он не собирался и не собирается, не готовился и не готовится нападать на Германию, что он ясно показывает, кто явится виновником войны, то есть агрессором. А наши горе-«исследователи» даже в Третьем тысячелетии ну никак не могут осознать столь простой факт!? И уж тем более по непонятной причине игнорируют прямую связь между фальшивкой о якобы имевшем место обмене письмами между Сталиным и Гитлером, в том числе в связке с теми тремя встречами и беседами Деканозова и Шуленбурга, и этим Сообщением ТАСС!

Как известно, Гитлер избрал второй вариант ответа — никакой официальной реакции Берлина не последовало. Однако через сотрудничавшего с гестапо агента советской разведки «Лицеист» (он же в гестапо «Петер»), о двойном дне которого Москва знала, до сведения советского посольства в Берлине была доведена следующая информация. Что-де Сообщение ТАСС не произвело на немецкое руководство «никакого впечатления и что оно вообще не понимает, чего Москва хотела добиться этим сообщением»[238].

То есть Гитлер и его окружение действительно уразумели, что же сделал Сталин, и даже то, почему он опубликовал это Сообщение в прессе на следующий день. Вся немудреная хитрость факта публикации именно в прессе была в том, что сообщение по радио и даже официально переданный германскому послу текст этого сообщения в анналы истории не подошьешь. Гитлер спокойно сделал бы вид, что ничего подобного не видел, не слышал и даже не получал. А вот против публикации в прессе, тем более в сочетании с радиопередачей, которую слышал весь мир, и официально переданным послу текстом — тут уж против истины и документов не попрешь! Вот это-то нацистские негодяи уразумели живенько.

На этом глобальное стратегическое значение Сообщения ТАСС, естественно, далеко не исчерпывается. Особое значение имеет и то обстоятельство, кому же в действительности было адресовано это Сообщение. Вопреки фигурирующей во всех исследованиях и мемуарах и никак не подвергаемой